– Хорошая идея, – Полина, задумчиво смотревшая до этого вслед Лили и Давиду, повернулась к Реутову и внезапно улыбнулась. – Просто замечательная. А можно я тебе буду помогать?

– Давай, – согласился Вадим, которому ее присутствие было только в радость.

В принципе, там и делать было нечего. Все, что требовалось, они еще ночью с Давидом наладили, а сейчас Вадиму оставалось только воды в котел напустить, да печь растопить.

– Давай предложим им мыться парами, – неожиданно сказала Полина.

– А…? – Пока Вадим поворачивался, Полина успела покраснеть, что называется, до корней волос, и, увидев, что с ней происходит, он быстро – ну, иногда, для разнообразия, он умел соображать и быстро – изменил готовый сорваться с губ вопрос. – А Лили…

– У них все хорошо, – сказала Полина, отводя глаза. – Лили давно его любит, я это точно знаю, и он ее, по-моему, тоже, но Давид, знаешь ли, такой же старый болван, как и ты, сам бы еще долго не собрался…

– Почему ты сам не предложил мыться вместе? – А вот теперь ее тон резко изменился, и смотрела она ему прямо в глаза.

– Потому что, – начал, было, Вадим и осекся, не зная что сказать. – Наверное, потому что постеснялся. Неудобно как-то…

– А мне, значит, удобно?! – Глаза ее налились золотом, предвещавшим не шуточную бурю. – Почему я все должна делать первой?

"Вот же, мать твою, дурак!" – Получалось, что он опять что-то сделал не так.

– Ты права, – сказал он вслух, пытаясь скрыть за улыбкой свою растерянность перед очередным фактом своей жизненной не состоятельности.

– Я права, а ты мог бы быть и порешительней, господин казачий полковник! – Смена настроения произошла так стремительно, что Реутов едва успел сообразить, что бурю пронесло стороной.

– Ты же еще вчера об этом подумал, – сказала Полина совсем с другой, несколько напоминающей кошачье урчание, интонацией. – Ну сознайся, подумал?

– Да, – признался Вадим, хотя правды ради следовало отметить, что вчера ему было как-то не до того.

– А почему, тогда, не предложил?

– Потому что дурак.

– Ты не дурак, – совершенно серьезным тоном сказала Полина и, подойдя к нему вплотную, посмотрела – снизу вверх – прямо в глаза. – К стати, сегодня я не смогу… Ну, ты понимаешь…

– Значит, мне не померещилось. – Он и в самом деле, был удивлен. Полине ведь было двадцать три и по нынешним временам…

– Не померещилось. Ты удивлен?

– Пожалуй, нет, – взяв себя в руки, серьезно ответил Реутов. – Я имею в виду, после твоего рассказа…

– Ты прав, – тихо, почти шепотом, сказала она, по прежнему, глядя ему в глаза. – Я так боялась стать блядью, – что характерно, она даже не споткнулась на этом бранном слове. – Что, кажется, немного перестаралась. Впрочем, я не жалею. Теперь точно нет.

И тут, к счастью, их разговор был прерван.

– Ну, что?! – Крикнул из дома Давид. – Как там у вас? Баня готова?

– Еще минута! – Ответил ему Вадим и тихо, для одной только Полины, добавил. – Ты спроси Лили тихонько, а то, может быть, она все-таки будет против…

– Хорошо, – улыбнулась Полина и, оторвавшись от Реутова, пошла в дом.

– Лили! – крикнула она, скрывшись за дверью. – Ты где?

8.

Ровно в десять Илья остановил машину около стоящей перед входом в пансион Зои и, перегнувшись через пассажирское сидение, распахнул для нее дверь. Надо сказать, что то, что она его уже ждала, Караваева приятно удивило, но вот выражение ее лица ему решительно не понравилось.

– Что случилось? – Спросил Илья, плавно трогая машину с места.

– Ты телевизор смотришь? – Вопросом на вопрос ответила Зоя, и Караваев услышал в ее голосе очень специфические интонации, заставившие его мгновенно насторожиться.

– Нет, – коротко ответил он, ожидая продолжения.

– Он в Петрове!

– Кто он? – В принципе им надо было свернуть направо, но тогда они уже через десять минут были бы около ресторана, где он заказал столик. Однако, судя по всему, ему для начало предстояло успокаивать Зою, и поэтому Илья свернул налево.

– Домфрон.

– Филипп Домфрон в Петрове? – То, что сказала Зоя было совершенно невероятно, потому что Филипп де Домфрон, хозяин едва ли не всей территории Шабы, Касаи и Итуи[35]и множества разбросанных по всей территории Германского и Французского Конго урановых, кобальтовых и медных рудников, был известен, как человек скрытный и не склонный к перемещениям. И Караваев уже не раз задумывался над тем, где и как ему сподручнее будет приблизиться к Князю, в Киншасе,[36]где находится центр его африканской империи, или в Новом Амстердаме, где он проводит обычно лето.

– Сообщили, что он прилетел для переговоров о покупке контрольного пакета товарищества "Богатырь".

"Вот ведь настырный! Ну, оно и не плохо…"

– Вероника его дочь? – Спросил он, сворачивая на очередном светофоре.

– Его, я…

– Молчи, – сказал Илья. – Меня все это не касается. Захочешь, расскажешь, не захочешь, не обижусь. А теперь слушай меня внимательно. О том, что было, забудь. Об этом гавнюке тоже. Он теперь моя забота. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Зоя. – Но ты не знаешь, какой он человек. Он способен на такое…

– Да, знаю я все, – усмехнулся Илья. – И какой он крутой знаю. А вот он не знает, с кем связался.

"И хорошо, что не знает, – подумал он. – Легче будет справиться".

– Забудь, – сказал он вслух. – Забудь совсем. Завтра переезжай на новую квартиру, покупай машину, и ни о чем не думай. В Петрове семь миллионов жителей, так что найти вас будет совсем не просто. А я пока постараюсь сделать так, чтобы никто вас и не искал.

– Но ведь один раз нашли. – Возразила Зоя, однако голос ее звучал куда, как ровнее, чем раньше.

– Это другая история, – объяснил Илья, снова выезжая на улицу, где располагался ее пансион. – Тогда нас просто сдали. Ну, вот и твой пансион.

– А разве мы не идем в ресторан? – неожиданно спросила Зоя, когда он уже начал притормаживать.

– Я подумал…

– Ты зря так подумал, Илья! – Твердо сказала Зоя, не дав ему завершить фразы. – Вероника уже спит, а Рита согласилась побыть с ней до утра…

9.

Вадим проснулся, когда до рассвета было еще далеко. Впрочем, будет ли при такой погоде рассвет, являлось вопросом, на который у него не было положительного ответа. Однако по внутреннему ощущению, сейчас все еще должна была быть ночь. За окном мрак кромешный – только мотаются на ветру, как неприкаянные души, черные на черном фоне ветви березы – но дождь, начавшийся, было, вчера вечером, уже перестал.