Энергичное встряхивание не помогло, и доктор, сунув руку в конверт, ухватила этот клочок двумя пальцами. И извлекла наружу неровно вырезанный из газеты квадратик шириной около полутора дюймов.

Бумага была пожелтевшей и хрупкой – когда Грейс взяла ее, на стол посыпались золотистые чешуйки. Положив квадратик на стол, она стала внимательно его изучать.

Кусок черно-белой фотографии, очевидно, вырезанный из большего по размеру снимка.

На нем синими чернилами было обведено лицо мальчика лет десяти-одиннадцати. Круглое лицо с приятными симметричными чертами и широко расставленными светлыми глазами. Огромная грива белокурых волос спадала на лоб, закрывая брови. Густые вьющиеся пряди спускались на грудь.

Мальчик, утонувший в волосах.

Он смотрел прямо перед собой, но не в фотоаппарат. Глубоко посаженные, запавшие глаза, как будто принадлежавшие старику, были расширены от страха.

Вид у него был жалкий. Дикий.

Знакомый.

Теперь Грейс поняла, где она впервые увидела мужчину, который назвал себя «ищущим искупления».

Девятый и десятый дни рождения Грейс были отмечены воздушным, но безвкусным бисквитом и чудесным шоколадно-мятным мороженым, которое подавали на ярких бумажных тарелках на кухне ранчо.

Она знала, что миссис Стейдж старалась устроить ей праздник, но каждый год в доме жили разные дети, причем одни были слишком малы и не понимали, что происходит, а другие много плакали и были не в настроении веселиться.

В первый раз, за неделю до девятого дня рождения Грейс, Рамона спросила, какой торт она предпочитает.

– Бисквитный, пожалуйста, – ответила девочка, потому что хозяйка ранчо всегда пекла бисквиты, и хотя вкус у них был не очень, Блейдс знала, что она справится с ним без труда.

– Конечно, Грейс, я испеку. А как насчет глазури? Шоколадная, ванильная? Любая, на твой вкус – если скажешь «Пина колада», я постараюсь ее найти.

Вкус не имеет значения. Дни рождения не имеют значения.

– Шоколад подойдет, – сказала будущая именинница.

* * *

Подопечные приезжали и уезжали, как автомобили на стоянке у торгового центра. Многих забирали быстро, еще испуганных и растерянных. Если новые дети о чем-то спрашивали Грейс, она старалась им помочь – когда у тебя есть знания, тебя считают старше. Она также кормила и переодевала малышей, когда их было слишком много, а Рамона не справлялась, а кроме того, научилась агукать и напевать, успокаивая их.

Все эти обязанности Блейдс взвалила на себя сама. Знакомиться с кем-то не было никакого смысла: чем больше времени она была предоставлена сама себе, тем лучше.

В основном Грейс читала и гуляла. Когда солнце начинало садиться, пустыня расцвечивалась самыми разными красками. Ей больше всего нравился ярко-красный. В таблице цветов учебника он назвался пурпурным.

Единственным, кто никуда не уезжал, был Бобби Канова. Он не мог есть торт или мороженое, и поэтому во время «гулянок», как называла их миссис Стейдж, она ставила его стул к столу, пристегивала его и готовила ему питательный коктейль. Мальчик улыбался своей загадочной улыбкой, закидывал голову и издавал какие-то звуки, а Рамона говорила:

– Он любит дни рождения.

Несмотря на то что Грейс была именинницей, она поила Бобби через соломинку. Потому что дни рождения на самом деле устраивались для миссис Стейдж, а не для нее.

Была еще одна причина, по которой девочке хотелось помочь хозяйке дома. Между своими девятым и десятым днями рождения она заметила, что миссис Стейдж начала говорить и двигаться медленнее, а кроме того, сгорбилась и стала больше спать. Иногда по утрам Грейс спускалась в кухню и обнаруживала, что там никого нет. Тогда она сидела одна, наслаждалась тишиной, пила молоко или сок и ждала.

Создавалось впечатление, что Рамона внезапно состарилась. Блейдс надеялась, что если ей удастся уберечь ее от полного износа, словно ржавый механизм, то ранчо какое-то время останется таким же, как теперь. Она стала убирать не только свою комнату, но и другие, помогала со стиркой и даже звонила новому дезинфектору, Джорджу, когда видела слишком много больших пауков, жуков или белых муравьев.

– Грейс, тебе не обязательно трудиться, как пчелка. Ты слишком быстро растешь, – сказала ей Рамона.

Но она никогда не запрещала девочке заниматься домашним хозяйством.

* * *

Когда приближался ее одиннадцатый день рождения, Грейс заметила, что ее помощи уже недостаточно: миссис Стейдж стала ходить еще медленнее и иногда прижимала руку к груди, как будто ей было больно дышать.

Наблюдая за ней, Блейдс перестала считать ранчо своим домом. Теперь она смотрела на него как на очередной приют. И знала, что однажды приедет социальный работник и скажет: пора собирать вещи.

А пока она гуляла, читала и старалась узнать как можно больше.

* * *

Во время «гулянок» Рамона устраивала целое представление: выносила к столу торт с горящими свечами и объявляла, что Грейс должна встать, а все остальные петь «С днем рождения», потому что Грейс – «виновница торжества».

Подопечных, которые были достаточно взрослыми, просили присоединиться к скрипучему пению хозяйки и ее пожеланиям «Многая лета!». Их реакция по большей части состояла из невнятного бормотания и смущенных взглядов, которые не слишком помогали фальшивому пению миссис Стейдж.

За несколько дней до десятого дня рождения Грейс Рамона спросила:

– Как насчет лимонной глазури вместо шоколадной?

Девочка сделала вид, что задумалась.

– Конечно. Спасибо.

Открыв шкаф, старушка извлекла оттуда коробку со смесью для глазури, которую она уже купила. Средиземноморский лимон.

– В этом году он, наверное, сможет приехать… профессор Блюстоун, – сообщила она. – Было бы здорово, правда?

– Да.

– Он считает тебя гением.

Грейс кивнула.

– Он говорил тебе, что ты умна? – спросила Рамона.

Много раз.

– Вроде бы говорил, – ответила девочка.

– Так вот… Я его пригласила, и если он сможет, то приедет.

Он не смог. Не приехал.

* * *

Время от времени воспитанников привозил или увозил Уэйн Кнутсен. Увидев Грейс, он отводил взгляд, смущался, и девочка поначалу не могла понять почему. Потом она догадалась: он сказал ей, что увольняется из социальной службы, чтобы учиться на юриста, но не сдержал слово – и не хотел, чтобы ему напоминали о неудаче.

Вот чем чревато знание чужих секретов: люди могут тебя невзлюбить.

Но однажды вечером Уэйн, который привез испуганную чернокожую девочку по имени Саракина, направился прямо к Блейдс, в тот момент приглядывающей за десертом и делающей вид, что не знает о приезде новенькой.