Сложив газету вдвое, чтобы ее было удобнее читать, Марк бросил взгляд на экран телевизора на стене столовой, настроенного на канал Блумберг, – звук он выключил, но включил бегущую строку телетекста. За спиной диктора появилось набранное аршинными буквами слово ДАНБАР. То, что он увидел, отвлекло его внимание от статьи про скандал вокруг избыточного государственного регулирования и вызвало эмоциональную бурю в душе, тотчас лишив его благодушия, на которое он настроился. «Юником» выдвинул агрессивное тендерное предложение о покупке пакета обыкновенных акций «Данбар-Траста», пообещав весьма внушительную премию, которая, как Марк быстро вычислил, могла составить около двадцати двух процентов, то есть существенно больше обычного предложения в районе двенадцати-пятнадцати процентов выше текущей рыночной цены. Его стали обуревать противоречивые чувства. Еще несколько минут назад пятьсот тысяч акций Данбара, полученных им в качестве свадебного подарка от тестя, стоили двадцать три миллиона долларов, а теперь их потенциальная цена подскочила до двадцати восьми миллионов, но он смог бы заполучить эту пьянящую прибавку в пять миллионов, лишь беззастенчиво всадив нож в спину жены.

Сколько же денег достаточно для полного счастья? В его понимании этот вопрос был неразрешимой головоломкой, так как деньги, которыми он сейчас располагал, приятно щекотали нервы – и не более того. Он боялся потерять их, так и не испытав от них никакой радости. Одно было несомненно: если он планирует сбежать от Эбби без риска, что остаток его жизни будет либо очень недолгим, либо несчастным, то он не вправе требовать от семейки Данбаров большего. Если сложить его прочие активы и эти двадцать восемь «лимонов», он станет обладателем пятидесятимиллионного состояния. Он смутно помнил то время, когда такая сумма могла бы показаться ему очень и очень приличной, но пагубное влияние последних двадцати лет, прожитых бок о бок с миллиардерами, делало эту сумму неестественно скромной.

А пошло оно все к черту! Лучше жить в хижине с любимой женщиной, чем во дворце с жуткой женой. Прощай, «Глобал-один»! Прощай, особняк на озере! Прощайте, угодья размером с Бельгию! Он убежит с Минди и будет вести с ней простую жизнь в Коннектикуте, или в Палм-Бич (вот где, имея каких-то пятьдесят «лимонов», и впрямь придется вести простую жизнь), или (одна безумная идея порождает другую) в Санта-Барбаре? Как же это будет здорово – жить с Минди на берегу океана, читать книги, которые он давно мечтал прочесть, путешествовать туда, куда он давно мечтал съездить, или возвращаться в любимые места, которые притягивают как магнит. Полежать у бассейна в отеле «Чиприани»[40] – тоже неплохо. «Один «Беллини» в руке стоит двух Беллини на стене!»[41] – как однажды сострил его отец, отказавшись покидать этот изумительный отель и тащиться по людным улицам Венеции то ли в музей, то ли в собор.

Но проблема в том, что тендерное предложение «Юникома» должно включать стандартные условия о необходимости приобрести контрольный пакет в кратчайшие сроки. Если он предложит свой пакет «Юникому», а те не смогут заключить сделку, Эбби все прознает и будет мстить ему всю оставшуюся жизнь. Так что мудрее было бы подождать и посмотреть, куда подует ветер. Он встречался с Когниченти раз или два – это был типичный человек-гриб [42] – и было бы очень рискованно вступать с ним в прямой контакт. Простейший способ узнать о том, как продвигаются дела у «Юникома», – подкатиться к Эбби в трудную для нее минуту и выразить возмущение по поводу вопиющего пиратства Когниченти, а главное, выведать, насколько тот близок к успеху. Да это же просто подарок судьбы – оказаться тем человеком, который бросил свой пакет акций на весы и склонил их чашу в нужную сторону, человеком, который уничтожил «Данбар-Траст»!

* * *

Шок, испытанный Уилсоном в связи с внезапным увольнением после сорока лет руководства юридическим отделом Данбара, можно сказать, был легким испугом по сравнению с тем ужасом, охватившим сейчас его, когда он уже не отвечал за юридическую защиту «Траста», против которого «Юником» развернул операцию по недружественному поглощению. Если раньше Уилсоном владели обида и неприязнь, то теперь их затмило искреннее сочувствие к старому другу, затянутому в водоворот битвы с враждебными силами, и это сочувствие лишь подкреплялось неотступным ощущением тревоги.

Чем он мог помочь Данбару? Он даже начал набрасывать список факторов, которые могли бы повлиять на исход битвы, но чем длиннее этот список становился, тем острее опытный юрист понимал, что не в силах ответить на основополагающий вопрос: для кого он составляет этот список? Флоренс и Генри не имели возможности применить его на практике, Эбигейл и Меган не должны были его получить, а юридическому отделу, который он возглавлял до недавних пор, было запрещено делиться с ним какой-либо информацией или посвящать его в текущие дела компании. В сущности, огромная компания утратила лидера: по сравнению с Данбаром все топ-менеджеры были самозванцами, но и сам Данбар теперь был по сути самозванцем, которого пугали, казалось бы, знакомые ему вещи и который лишился всех рычагов, некогда позволивших ему выстроить свою империю. Данбар всегда воспринимал свои эмоции как дочернюю компанию «Траста»: для него это было нечто, чем можно было управлять с помощью переговоров и материальных стимулов или наказаний и отставок. А теперь все перевернулось с ног на голову: он мог предложить бизнесу только эмоциональный хаос в своей душе. Единственным человеком, способным спасти бизнес, был он, сам нуждающийся в спасении. И все же совет директоров мог его поддержать – если только на завтрашнем собрании старику удастся более-менее сохранить убедительность доводов и связность мыслей. Его отречение от власти, его странные приступы безумия в Лондоне, его заточение в лечебнице и его бегство, похоже, вызвали в его душе революцию, которая в конечном итоге могла бы оказать благотворное воздействие на его сознание, но в условиях нынешнего кризиса обернулась бы катастрофой.

Уилсон продолжал составлять свой список, чтобы и себя успокоить, и нащупать возможные тактические ходы. Еще важную роль играло антимонопольное законодательство. Надо будет сразу же подать жалобу в Федеральную торговую комиссию[43] и в министерство юстиции с изложением потенциального ущерба для конкуренции на рынке, который возникнет, если крупная медиакомпания «Юником» поглотит такую же крупную медиакомпанию, как «Данбар». Он провел черту на желтой странице блокнота, обозначив очередной пункт, и написал одно слово: «Инсайдер». Это была маловероятная ошибка, но вряд ли стоит преуменьшать степень алчности и небрежности людей, торопящихся сорвать хороший куш. Может быть, есть кто-то в ближнем кругу Когниченти или какая-то нефтяная компания, которые могли приобрести пакет акций «Данбар-Траста» в надежде на резкий взлет их стоимости, который непременно последует после обнародования тендерного предложения? Этот вопрос естественным образом вел к двум следующим пунктам в списке, которые он записал: «Непреднамеренное публичное предложение»[44] и «Заинтересованная сторона». Что, если «Юником» в течение длительного периода тайно скупал акции или делал это через третьих лиц, чтобы сегодня выступить с ними единым фронтом?