Самой животрепещущей проблемой, однако, оставались деньги. Точнее, их отсутствие. Ей и Байлду придется влезть в еще большие долги. У «Игл-Рока» уже были открыты крупные кредитные линии в трех банках: «Дж. П. Морган», «Ситибанке» и «Морган Стэнли», но, возможно, им придется начать продавать некоторые второстепенные активы, чтобы приобрести средства для покупки остальных акций компании. Ситуация стремительно усложнялась. Почему не перезванивает Байлд, которому она уже обзвонилась… Он был единственный, кто мог выработать план действий и реализовать его.

* * *

Когда в холле квартиры Флоренс закрылись двери лифта, Данбар еще раз поблагодарил Уилсона. Его извинения были такими же естественными и ненатужными, как и нежелание Уилсона вспоминать старые обиды. В ходе их беседы, продолжавшейся три часа, Уилсону удалось уговорить старика снова ввязаться в битву. Новость о тендерном предложении «Юникома» и слухи – их принесли на хвосте директора, чья преданность Данбару и Уилсону явно превосходила их умение держать язык за зубами, – о том, что Эбби и Меган пытаются приватизировать компанию, убедили Данбара отложить объявление о своей окончательной отставке. Он рвался увидеть Флоренс, которая ушла к себе отдыхать после их прогулки в парке. Он чувствовал, что в его отношении к завтрашнему заседанию наступила резкая перемена, и он пока не мог понять новое состояние своей души. Мысль о том, что корпорацию, носившую его имя, сожрет «Юником», теоретически была ему отвратительна, как и перспектива того, что обе его старшие дочери приватизируют компанию ценой образования гигантской задолженности, увольнения тысяч сотрудников и роспуска ряда пусть и не самых прибыльных, но весьма авторитетных холдингов. Тем не менее в его реакции на эти ужасающие новости явно отсутствовало нечто привычное. Он задумался над происходящим и вдруг осознал, что не чувствует привычной для себя ярости. Подобно знакомой картине, которую замечаешь только потому, что ее вдруг сняли со стены и от нее остался голый крючок и прямоугольник застарелой пыли на обоях – отсутствие всплеска ярости заставило его осознать, как клокотание его хваленой «энергии», которую он привык черпать из вечного протеста против неблагоприятного порядка вещей в мире, ненадолго усмирялось одержанными им большими победами, а потом его вновь пробуждало бездонное чувство разочарования. После примирения с Флоренс он, похоже, обрел умиротворение слишком глубокое, чтобы какая-то корпоративная война, пускай и имевшая для него глубоко личный смысл, могла бы его пошатнуть. Завтра они с Уилсоном отправятся на собрание и постараются вырвать власть из рук его алчных эгоистичных дочерей, чтобы передать ее двум его доверенным управленцам; они скажут свое веское слово и в последний раз объединят усилия, чтобы спасти компанию, но право решать ее будущее он предоставит директорам и судьбе, и, что бы ни случилось, с завтрашнего дня он уйдет с Флоренс и полностью посвятит себя семье и благотворительности.

Его словно переплавили в тигле, причем он не желал и не планировал этой переплавки, и теперь в нем, казалось, не осталось ни ярости, ни амбиций – только любовь. Данбар вытянул руку и оперся о стену, и у него перехватило дыхание при мысли, какая же глубокая перемена в нем произошла и как он мог умереть, так и не изведав этой перемены.

Несмотря на смертельную усталость, охватившая доктора Боба тревога лишила его сна. Со стоном и проклятьями он отбросил одеяло и спустил ноги на пол. Было только пять утра, но придется вставать. Сегодня его ждет самый напряженный и судьбоносный день в жизни. Надо просто его пережить. Спасибо Когниченти и девчонкам Данбар, у него теперь довольно денег, чтобы уволиться и стать собственным лечащим врачом, единственным получателем своих экстравагантных предписаний и объектом своего профессионального внимания, но ему нужно уйти так, чтобы Эбби и Меган не узнали о его предательстве и чтобы разочарование Когниченти его неудачной попыткой избавиться от Данбара не имело опасных последствий. В целях предосторожности он заранее купил себе авиабилет до Цюриха на девять вечера. Но сейчас для него самое главное – сохранить полную ясность ума. Он положил на ладонь две тридцатимиллиграммовые «энергетические» таблетки и запил их водой из стакана, стоявшего на тумбочке около кровати. Потом, вспомнив, что в последнее время лекарство перестало на него действовать, проглотил и третью таблетку.

* * *

– Какого хрена, Дик?! Вчера ты целый день не подходил к телефону, а сегодня будишь меня в полседьмого утра!

– Эбби, я искренне извиняюсь! – проговорил Дик Байлд. – Но вчера у меня была полная засада. И новость о «Юникоме» – как гром среди ясного неба. Людей пачками выносили на носилках. Я своими глазами видел, как самые толстокожие трейдеры рыдали в три ручья. Я же весь свой офис посадил отслеживать возможности приобретения тех двадцати процентов акций, которые дали бы «Игл-Рок» дополнительные козыри в игре и позволили бы нам, по меньшей мере, блокировать слияние с «Юникомом». Мы должны были сегодня пройти в дамки. Но выяснилось, что мы только создали вторую гору долга рядом с первой горой, созданной ранее.

– Тебе надо было раньше позаботиться об этих акциях, – ядовито заметила Эбби.

– Не надо учить меня вести бизнес, – угрожающим тоном парировал Дик. – Если начать выкуп раньше времени, это только приведет к скачку цены, и дело кончится тем, что все акулы арбитража от Лондона до Нью-Йорка вцепятся в тебя с намерением отгрызть прибыль. Но для беспокойства нет причин: пять лучших брокерских фирм сейчас целенаправленно скупают для нас эти акции. Планировалось, что мы соберем нужный пакет как раз к середине вашего заседания, но вчера мои брокеры, мать их, один за другим стали вякать, что покупка еще не закончена или что им не удалось собрать необходимый пакет. Подозреваю, эти засранцы продали их Когниченти. Наверное, какая-то сволочь шепнула ему, где найти хороших продавцов.

– Кто-то из твоей компании?

– Эбби, я же сказал, в офисе было полно взрослых людей, плачущих как дети: они оплакивали свои рождественские бонусы. Мы три месяца работали, не поднимая головы, на эту сделку «Игл-Рока». Я могу гарантировать стопроцентную преданность каждого моего сотрудника.

– Это грандиозный облом, – жестко заключила Эбби.

– Остынь, – успокоил ее Дик. – У нас есть варианты. Мы постараемся подобрать оставшиеся крохи и выдвинем контрпредложение с призывом к старым верным акционерам Данбара проявить солидарность. У наших брокеров накоплены большие пакеты акций, но еще больше остается у мелких акционеров – а это миллионы простых граждан. Плохо то, что нам придется взять новый кредит, чтобы перебить предложение «Юникома».

– Вот и займись этим! – хмуро процедила Эбби.

– Уже занимаюсь!

* * *

Данбару не хотелось стучаться к Флоренс: она могла спать. Попрощавшись с Уилсоном, он заглянул к ней, но она извинилась и, сославшись на недомогание, осталась лежать. Положив руки на низ живота, она пожаловалась на спазмы в кишечнике, а он решил, что так она тактично намекает на начавшиеся месячные, и не стал больше задавать вопросов. А она призналась, что хочет хорошенько выспаться перед трудным завтрашним днем. Так что у нее еще было время поспать. Правда, она не собиралась ехать на собрание, а Уилсон должен за ним заехать через час с лишним. Так что он пока подготовится к собранию. Он разложил на кровати белую рубашку и темно-серый костюм, темно-бордовый галстук с чуть заметным узором из светлых многогранников и достал золотые запонки – этот привычный наряд, который он носил много десятилетий, теперь казался ему странным и даже слегка комичным.