Кент поднял на нее взгляд и как будто хотел ответить, но Скарлет его опередила:

– Проблема в том, что она не предъявила нам обвинений. – У Скарлет каким-то образом получалось говорить встревоженно и в то же время рассудительно. – Если мы начнем отвечать на ее реплики, то просто выставим себя параноиками. Все станут плечами пожимать: мол, чего это они кипятятся? Дрейф же типа про них вообще молчала. И Дрейф моментально эту песню подхватит: «…И кстати об Охотниках». В смысле, раз они так оправдываются, когда их никто не обвинял, дело и впрямь нечисто. И все это будет вода на ее мельницу. Ее ложь и намеки люди начнут воспринимать как правду. А нам потом всю жизнь не отмыться. – Скарлет покачала головой, в точности как Кент. – Мне только один подход кажется верным. Но этот подход, увы, лишает нас инициативы.

– Что за подход? – быстро спросил Кент.

– Дождаться, пока кто-то задаст нам вопрос напрямую. И тогда ты или префект ответите что-то вроде «Однако Старший Псаймон Дрейф ничего подобного не говорила». И Дрейф ничего не останется, кроме как предъявить нам претензии в лоб. Или ей придется как-то выкручиваться, выплясывать очередной танец с бубнами. Не идеальное решение, но ничего другого мне в голову не приходит.

– Я сперва думал, что надо при каждом удобном случае напоминать о тех несчастных у Барьера, чей век оказался столь трагически краток. Но если все время талдычить репортерам о павших Псаймонах, это будет только на руку Дрейф: она же хочет превратить их в мучеников, отдавших жизнь во имя Пика. – Кент прикусил губу. – Ладно, тогда вот что. Если на вас неожиданно накинутся с вопросами, отвечайте так: мы новостей не смотрим, мы очень заняты в городских дозорах, мы защищаем прилегающие территории, мы поддерживаем безопасность в Пике, поэтому, извините, мы не в курсе, ничего сказать не можем. А станут настаивать – выдайте какую-нибудь чушь не по делу, вроде как на фан-встречах, и уносите ноги.

– К примеру: «Каждый миг своей жизни мы посвящаем лишь одному – защите Пика. И спасибо всем тем, кто помогает нам!»

– Вот именно. Гениально, Тобер. – Оружейник одобрительно показал Тоберу два больших пальца.

– Я считаю, нам надо пойти еще дальше, – вставила Скарлет. – И начать говорить хорошее. Хорошее о Псаймонах, я имею в виду.

Кент покачал головой:

– Не сейчас. Сказать по правде, даже не представляю, кого бы я мог уговорить…

– Меня! – выпалила я. И все разом обернулись ко мне. Я вспыхнула. – Я много хорошего могу сказать. Тот Псаймон, что был рядом со мной, просто творил какие-то чудеса. Он отвлекал на себя пришлецов, а нам с Гончими оставалось отогнать тварей от домов да прошить их из автоматов. И мне псайкорпус ничего плохого не сделал, только Дрейф. – Я задумчиво потерла висок. – Мы могли бы говорить: до чего же замечательно трудиться бок о бок с Псаймонами, ведь так мы и делали до возведения Барьеров.

– Это годится, – согласился Кент. – Но не из твоих уст. Я не хочу, чтобы твое имя упоминали вместе с псайкорпусом даже мимоходом. А не мимоходом тем более. Кто-нибудь обязательно скажет: ага, да у нее же парень Псаймон, а он в розыске. И начнутся вопросы, на которые ты не сможешь ответить.

У меня кровь отхлынула от щек. Кент прав. Дрейф нельзя напоминать о моем существовании. И нельзя допустить, чтобы ее люди меня допрашивали.

– Давайте я буду все это говорить, – вызвалась Скарлет, тряхнув волосами. – Мне всего-навсего надо подумать о том гоге, который чуть в лепешку меня не раскатал. И о том Псаймоне, который вырубил гога. Тогда мне нетрудно будет испытать прилив благодарности.

– Отлично. Получается, мы все-таки оправдываемся, но это хотя бы так не выглядит. В любом случае больше мы ничего предпринять не можем, – заключил Кент и провел ладонью по волосам. В последнее время он не занимался прической, и у красно-желтых волос отросли темные корни.

– Кент, да чего ты так паришься? – спросил Лучник. Он единственный из нас, похоже, совсем не переживал. Стоял в расслабленной позе, привалившись к стене. – Что Дрейф может нам сделать? Ну, если взять худшее? Допустим, она выдворит нас за пределы города. Допустим, нам предстоит служба в глухомани. Да, рядовые лишатся своего разлюбезного рейтинга и конкуренции и, возможно, взгрустнут по этому поводу. Но нам-то, Элите, какая разница? Мы и дальше будем делать что делали. Из штаба-то нас вряд ли выжмут. И если дела пойдут скверно, нам хватит одного звонка, чтобы взять ситуацию под контроль.

– Я… я не знаю, что она может нам сделать, – признался Кент. Он опустился на стул, точно внезапно обессилел. – В том-то и беда. Дрейф никогда – никогда! – не делает ничего вне плана. Насколько я могу догадываться, она готовится втравить нас во что-то. Во что-то грандиозное. И закончится тем, что все Охотники будут рассеяны по территориям, а псайкорпус останется единственной защитой Пика. И мне кажется, псайкорпус не потянет. Тогда, у Барьера, она взялась за непосильную задачу – и потеряла самых сильных Псаймонов. И еще раз возьмется, и будет то же самое.

– Но нас-то она не угробит, как тех ребят у Барьера, – мрачно ухмыльнулся Молот. – Даже если все вдруг рухнет в тартарары и она нас выпинает из Пика, то мы ж прискачем назад на белом коне. Сразу как псайкорпус сдуется.

– И как мы прискачем, будучи размазанными по всем регионам? – скептически осведомился Кент.

Молот поскреб затылок:

– Ну, эту часть плана я еще не продумал…

– Как продумаешь, дай знать. – Кент обвел нас взглядом. – А пока что все держите ухо востро. Происходит куда больше, чем мы с вами видим.

Я провела ночь без сна. С одной стороны… Если Дрейф и впрямь вознамерилась распылить нас по Союзным Территориям, то я могу попроситься домой. В Укромье и на Гору. И Марк тоже. Дрейф наверняка будет счастлива отправить меня в деревню грядки полоть. Собственноручно приказ подпишет. А мне всего-то и надо будет раздобыть сколько-то наличных денег или вещей на обмен. Это я легко устрою: мне из оружейни выдадут по заявке все, чего ни попрошу. Потом передам все это добро Джошу и оставлю с ним Душану. Душана доставит Джоша к ближайшей станции по дороге к дому – и Джош доедет на поезде до нас.

Я уже пообвыклась в штабе и чувствовала себя более или менее дома. Но теперь, когда появилась вот такая возможность, у меня под ложечкой отчаянно засосало от тоски по Горе. И, улегшись в кровать, я разревелась в подушку. До чего же я устала от всей этой мороки! Я хочу убивать чудовищ и защищать людей – и всё. Почему люди вроде Абигайл Дрейф так усложняют мне эту простую задачу? Как же я хочу домой! Дома все так просто и понятно.

Но это с одной стороны. А ведь есть и другая. И я разрывалась на части. Хорошо, допустим, я убегу из Пика или меня отсюда выдворят – кто тогда защитит здешних цивов? Кто спасет детишек, которых Князь Лэт-Как-Его-Там научился грамотно использовать? Кто убережет моих овец? Цивы из Пика – это мои овцы. Каждый Охотник приходится пастырем каждому циву. И так везде, но здесь в особенности. Потому что здесь никто не умеет постоять за себя.