Совместное пребывание под одной крышей протекало почти безоблачно. И это невзирая на Сонины опасения, невзирая на то, что Гена не ходил на службу — по ее примеру он взял отпуск и постоянно теперь маячил у нее перед глазами. И еще невзирая на то, что ей приходилось периодически укладываться с ним в постель. В последнем она даже с некоторых пор научилась находить для себя удовольствие. Что не могло ее не порадовать и попутно привести к утешительному выводу, что она не лесбиянка и не фригидная крыса.

Соня даже могла поклясться, что ее нисколько не раздражают его манеры, которые она находила немного странноватыми. Вечное желание напевать себе что-то под нос во время бритья. Патологическая любовь ко всем телевизионным спортивным каналам. И даже тот факт, что общение Сони с матерью по телефону свелось к одному звонку в неделю вместо обязательных ежедневных, не рассматривался ею теперь как попирание ее прав.

Казалось бы, живи себе и радуйся. Все же хорошо! Все почти как у людей. Но все дело было в том, что это самое «почти» и не давало девушке покоя. Геннадию, по всей видимости, тоже. Потому что Соня частенько ловила на себе его внимательные изучающие взгляды. Гена ни разу с их первого дня не спросил ее ни о тайнах, которые она якобы от него имеет, ни о мотивах, подвигнувших ее на то, чтобы сделать ему почти неприличное предложение. Но, невзирая на его тактичное помалкивание, все невысказанное незримо носилось в воздухе и отравляло жизнь им обоим.

А тут еще эта странная история, приключившаяся с ней во время их вчерашней прогулки…

Соне с трудом удалось взять себя в руки после того, что случилось. Сердце колотилось в груди так, что казалось, его стук слышат прохожие, спешащие по заснеженному проспекту. Дыхание застряло в горле, а тело свело судорогой. Она даже не сразу поняла, что произошло. Потом долго пыталась найти этому объяснение, но так и не смогла. А если не смогла объяснить самой себе, что тогда она могла рассказать Гене? Что в тот самый момент, когда Гена пошел в магазин за пирожными, которых ей вдруг страшно захотелось, кто-то подошел к ней сзади и встал прямо за ней? Глупо? Конечно, глупо, потому что был час пик, народу везде полно. Многие торопились и обгоняли друг друга, толкаясь плечами и портфелями. Что еще она могла рассказать ему? Что кто-то обдал ее не прикрытое беретом ухо своим горячим дыханием и затем сдавленно прошептал… А что прошептал? Что?! К своему ужасу, Соня не могла вспомнить дословно все то, что нашептал ей чей-то мужской голос. Страх настолько сковал ее всю, что она буквально оглохла. Кажется, он что-то сказал ей о том, что он всегда рядом… Или нет? Просил не бояться… Да, кажется, так. Или она ошибается?

Это было похоже на дурной сон, на галлюцинацию, еще бог знает на что. На сумасшествие, в конце концов! Чего же тогда ей языком болтать? Мало ей Генкиных подозрений, недомолвок? Нет, уж лучше она промолчит и попытается найти этому странному происшествию объяснение. Глядишь, и придет к ней озарение.

Озарение не пришло, зато пришла милиция…

Соня сидела за столом в кухне и не без удовольствия наблюдала за тем, как Гена, повязавшись передником, убирает со стола. Они только что позавтракали и собирались пить кофе. Настроение было почти безоблачным. Только что звонила мама и долго о чем-то разговаривала с Геной. Тот дико смущался и даже краснел, что-то мямлил и без конца повторял: «Да, конечно». Потом он передал трубку Соне и замер в метре от нее.

— Не подслушивай! — шутливо возмутилась она.

— Ни в жисть! — Гена преданно посмотрел на нее и убедительности ради стукнул себя кулаком в область сердца.

Мама минут пять выспрашивала ее о здоровье, о погоде и о том, что она сейчас кушает и во что одевается. Потом она вдруг всхлипнула и сдавленно пробормотала в трубку:

— Не обижай его, девочка моя! Он хороший…

— Да? — Соня делано рассмеялась. — Я вроде бы должна была и сама об этом знать или нет?

— Ах, милая, зная твою романтическую натуру, нетрудно предположить, что ты даже отчества его не знаешь!

Мама, как всегда, оказалась права, но не признаваться же ей в этом! Поэтому Соня ограничилась лишь многозначительным хмыканьем, могущим означать все, что угодно.

— Поэтому папа взял на себя смелость, — продолжила между тем мама чуть виноватым голосом, — узнать о твоем избраннике чуть больше, чем ты и сам он о себе сообщили…

— Во-от как! — Соне сделалось любопытно. — И как далеко зашли его поиски? Чего он там такого накопал про моего избранника, что мне возбраняется его даже обидеть?

— У, какая ты!.. — Мама обиженно вздохнула. — Он ведь наверняка стоит рядом с тобой, так?

— Допустим.

— Сонька, прекрати немедленно ерничать! Парню досталось в этой жизни. Ничего, кроме тепла и любви, ему не требуется. И ты свои штучки брось! Ты у нас барышня избалованная, могу себе представить, как поизмывалась над ним, прежде чем… Ну да ладно уж теперь… Нет, но надо же было так долго скрывать его от нас! Гена сказал, что вы уже год вместе…

Соня быстро показала Геннадию кулак, на что тот лишь виновато пожал плечами.

— А мы-то тебя сватали… Ну ничего, надеюсь, к свадьбе успеем вернуться. — Мама снова всхлипнула. — Обязательно нас дождитесь… Ты счастлива, Сонька?

— Ну… да, — Соне очень не хотелось огорчать маму, поэтому она сказала совсем не то, что думала.

— Вот и славно. Мы с папой довольны твоим выбором. Не ссорьтесь… И еще раз прошу тебя… не обижай его…

Они попрощались, Соня повесила трубку и с новым интересом уставилась на своего нареченного.

Чего же такого накопал на него ее предусмотрительный папочка? Как и где досталось Геннадию в этой жизни? И почему он может ограничиться лишь ее любовью и теплом, не включая материальные блага? Интересно, интригующе…

Соня ничего не рассказала ему о разговоре с мамой, как не стала спрашивать у него и о причине его смущения. Будет желание, сам расскажет, нет — она спросит через какое-то время у мамы. Пока же можно лишь радоваться тому, что ее выбор родителями одобрен. Надо же, какой неожиданный поворот событий… Сама Соня была совсем другого мнения о нем. Да и мотивы, толкнувшие ее в его объятия, были гораздо более прозаическими. А тут, оказывается, не все так безнадежно…

Соня повеселела настолько, что почти забыла и о вчерашнем недоразумении во время прогулки, и о злополучной коробке, которую она спрятала в одной из камер хранения на железнодорожном вокзале.

Они сообща приготовили завтрак. Мило переговариваясь, съели его. Потом Гена вызвался убрать со стола и самостоятельно сварить кофе, нещадно хвастая, что такого кофе Соня никогда не пробовала. Она благосклонно позволила ему и то, и другое. Сидела за столом, наблюдала за его хлопотами и ловила себя на мысли, что вот она — идиллическая картинка ее семейного счастья — почти получилась. Чего еще можно желать? Внешние данные у Гены почти безукоризненные, если закрыть глаза на его хромоту. Отношение к ней — лучшего и желать невозможно. Альфонсом он тоже вроде не был, во всяком случае, родительское досье свидетельствует о достойном прошлом ее будущего мужа. Еще каких-нибудь пара-тройка штришков — и все, можно планировать рождение первенца и все такое…