— Это ты, Адольф, перебрал, — прервал его Сеппен, — и с капитаном, и с Фигаро. На мастера, если он не дурак, никто не замахнется, а третий, он самый молодой, ему все знать не нужно. Человек всего знать не может.

— Так то человек, а я говорю о штурмане. Если он хочет когда-нибудь стать хозяином каюты с ванной комнатой, должен знать все, что накопило человечество в практическом судовождении.

— Ты сам-то, Садокович, все знаешь? — спросил пожилой, по всему видно, механик.

— А ты, дедушка, на нашивки мои посмотри. До капитана мне одного галуна не хватает. Вот и считай: до первого я в школе юнг и в море семь лет провел, до второго еще пять и до третьего столько же. В среднем по шесть лет. С тремя хожу четыре года, значит еще два впереди. А всего будет двадцать, и время я зря не терял. А им желаю быстрее до капитанского мостика добраться, они пошустрее нас, да и учат их теперь по-другому. Вот за них сегодня и пьем. Я вот этого, — он похлопал меня по плечу, — хорошо знаю. Он из тех, кто на море не зарабатывать пришел, а плавать, значит работать.

Выручила в тот день "мальчиков" заведующая, выпроводив их домой раньше, не обращая внимания на протест остальных, которые были готовы пить за нас до утра.

По всем прикидкам я должен был пойти на новостроящееся в ГДР судно "Раквере", к капитану Белобородову, тому, который интересовался моим знанием немецкого, однако судьбе было угодно иначе: Дорофеева, позвонив в службу мореплавания и узнав результат техминимума, сделав заметки и отложив мое личное дело в сторону, коротко промолвила: — Гулять. Расти дитя, пока все не отгуляешь. С матроской жизнью покончено, отгуляешь, будем начинать новую, теперь уже командирскую.

Гулять — не плавать, отдыхать — не работать, как говорил боцман Дугов, и я как добропорядочный семьянин два с половиной месяца провел в семейных заботах. На долгое время этот отпуск станет самым продолжительным в моей жизни, и когда позвонил телефон, и я узнал голос моего инспектора, вздохнул с радостью.

— Ты в футбол играешь? — озадачила меня вопросом Евгения Ильинична.

— Конечно, — ответил я, ничего не понимая.

— А кем? В нападении, в защите или вратарем?

— Обычно играл в нападении, левый крайний.

Было слышно, как она говорит кому-то — "левый крайний". Приятный баритон тотчас же ответил: — Пойдет!

Через два часа я был в порту, где на третьем причале стоял теплоход "Вормси", а еще через час играл в составе его команды на тренировочном поле стадиона "Динамо" в Кадриорге матч на первенство пароходства с командой парохода "Верхоянск". Своего гола не забил, но капитану Владимиру Николаевичу Гусеву понравился, правда, пока как футболист. Сразу пришлись мне по душе и члены экипажа этого судна, сам факт, что даже в своем родном порту они находят время быть вместе и проводят его за игрой в футбол, обнадеживал.

Надежды мои оправдались с лихвой, время, проведенное на этом судне, остается в моей памяти, таким же ясным и солнечным, как и лето 1961 года. Гусев при первой встрече казался скорее школьным учителем, чем моряком, тем более капитаном. Среднего роста с русским широким симпатичным лицом и очень доброй и приветливой улыбкой, он был человеком добрейшей души и располагал к себе с первого взгляда доверительностью. Корректный, выдержанный, всегда внимательный к другим и не позволявший грубости и пренебрежения к подчиненным, строго следил в этом плане за другими командирами. Неприхотливый в быту, но всегда опрятный, того же требовал от своих подчиненных. С нарушителями был непримирим и расставался с ними сразу, за свой экипаж болел душой. Это на судне знали все и стремились ответить ему взаимностью. В отличие от Сейдбаталова он не запирался в каюте и любил находиться с командой вместе в часы досуга и отдыха. Слабостью его был футбол, да и в играх он был азартен и рисковый, чего не скажешь о судовождении — на мостике решительным и собранным. Обладал удивительной способность в двух-трех словах объяснить суть дела и к тому же нередко делал это с юмором, достойным подражания.

Кстати, юмористов на судне было немало — радист Дима Гущин, повар, однофамилец капитана, механик Григорий Савченко, боцман Георгий Шилов. Их юмор создавал здоровую атмосферу, располагал к доброму общению и скрашивал острые ситуации, неизбежные в морской жизни. Командиры и рядовой состав составляли единый коллектив, и все поставленные задачи решались легко, на одном общем дыхании.

Чувствовалось, что капитана уважают и в пароходстве, рейсы у "Вормси" были интересными и "доходными", что придавало дополнительный стимул в работе. Как правило, мы заходили в крупные порты больших городов Северного и Балтийского моря и имели возможность ознакомления с их достопримечательностями, посещали музеи. В этих портах нередко мы играли в футбол с командами как советских, так и иностранных судов, а порой и с портовыми клубами, что позволяло совершенствовать знание языков и развивало умение держаться за рубежом так же свободно, как и у себя дома. В этом экипаже капитан и первый помощник не ставили целью ограничить общение с иностранцами, а скорее учили, как нужно использовать его с пользой для себя, не нарушая правил поведения моряка за границей. Подстать капитану были старпом и второй штурман, которые держались со мной на равных и были очень тактичными, помогая исправлять допущенные промахи на первых порах. Особо благодарен я старпому, Владимиру Александровичу Горковенко, который первое время опекал меня во всем. Во многом он был настолько похож на капитана, что я до сих пор, вспоминая одного, вижу сразу же и второго, так же, как другую "сладкую парочку" — стармеха Михаила Герасимова и второго механика Бибилашвили, двух, пожалуй, самых азартных игроков в домино в Эстонском пароходстве. Их ежедневные баталии в этом виде спорта мы смотрели, словно театральное представление и, вдоволь нахохотавшись, ожидали очередного "спектакля".

Даже жены моряков этого судна были связаны такой же дружбой и приезжали, как правило, одновременно, принимая участие не только в проведении досуга, но и не гнушались помочь в уборке, приготовлении пищи и были нашими верными болельщицами на стадионе.

Благодаря дружбе судоводителей я без особого труда овладел новыми обязанностями и вскоре нес вахту самостоятельно. Доверие всегда способствует освоению профессии, особенно, когда перед глазами хороший пример. Была еще одна особенность на этом судне — повышенный интерес к происходящему в мире, который поддерживался не только в кают-компании среди командиров, но