Пока подрастал юный король, он и не думал о завоеваниях, слишком хорошо наставники расписали ему прошлые сражения, в которых перевес обычно был не на стороне Конрадов. И только через четырнадцать лет он ощутил себя достаточно сильным, знающим и умеющим, чтобы повторить попытку своего отца.

Увы, на тот раз войско было пожиже, а охрана перевала надежнее. Войско было остановлено сперва на перевале, а потом ему пришлось столкнуться с конницей, где Арнольд использовал новую тактику стрельбы на скаку тяжелыми стрелами. Войско Конрада понесло такие потери, что он отказался от попыток идти дальше, вернулся и больше о войне не думал.

Однако его наследник, Конрад Блистательный, это нынешний король, сев на престол, начал готовиться к войне сразу, ибо престол получил уже в сорок лет, засиделся без мужского дела. Я прервал:

– Это что же, Арнольды такие голуби? Ни разу не пытались напасть сами?

– Почти, – ответил Бернард с презрительной усмешкой. – Разумеешь, земля Арнольда изначально была богаче. И зверя больше, и рыбы в реках, и земля обильнее. Так что от Конрада все равно туда бежал народ. Арнольду было дешевле торговать, ловко обирая соседа, чем воевать. Правда, был случай, когда после устойчивого мира в течение десяти лет попытку захватить земли соседа предпринял король Арнольд Девятый. В Алемандрии была сумятица: король умер, не оставив наследника, бароны взялись за оружие и претендовали на трон. Арнольд спешно набрал войска из соседних областей и быстро двинул их на захват столицы. Увы, мятежные бароны разом обратили оружие на пришельцев. Разгром был почти полный, Арнольду пришлось уносить ноги.

– Ну, наконец-то! А почему сами не воспользовались плодами победы?

– Да теперь уже и не разобраться. Историки вроде бы сошлись во мнении, что можно было бы на плечах отступающих ворваться в Галли и захватить ее всю целиком, а помешала только раздробленность самих баронов. Свою землю защитили, сражаясь беззаветно и храбро, а вот в чужую надо выбрать предводителя, идти под его знаменем, выкрикивать его боевой клич, а ведь всякий знал, что самый древний и благородный род именно у него самого, и вести объединенное войско должен только он, и никто другой. Ладно, Дик, ты мне зубы не заговаривай! А то спрашиваешь бог знает о чем. Ты о деле спрашивай, о деле! Ты вон порхаешь, как божий мотылек, что хорошо, конечно. Мотыльки господу угодны. Но если бы ты попробовал, скажем, слетать к Арнольду и шепнуть на ухо, что Конрад уже собрал войска? Шепнуть на ухо, что надо бы побыстрее послать войска на перехват...

Я удивился, что к нашему разговору прислушиваются, ибо почти сразу же издали Рудольф рыкнул:

– И что помощь придет! Ему можно даже рассказать, что везем мощи Тертуллиана.

Асмер же только одобрительно кивнул, гикнул и понесся к Ланзероту.

Теперь ехали компактной группой, даже Ланзерот перестал уезжать далеко вперед. Я приписал это своим ночным полетам, большие отряды я не видел вблизи, а мелкие разбойничьи шайки нас не страшили. А если я замечал отряд всадников, которые могли повредить нам, утром быстро меняли маршрут, избегали опасности, а потом снова ложились на прежний курс.

Но если Ланзерот теперь чаще всего ехал вблизи, иногда вполголоса разговаривал со священником или принцессой, я в непонятном раздражении, которое страшился назвать истинным именем, уезжал либо далеко в сторону, лишь бы не терять повозку из виду, либо вперед, разведывая дорогу. Ланзерот не возражал, то ли не прочь, чтобы я свернул шею, то ли предпочитал разговаривать с принцессой вне досягаемости моих ушей.

Однажды вот так я ехал, на ходу выхватывал меч, делал взмахи, привставал на стременах и обрушивал страшный удар на голову воображаемого противника, причем шатался от собственных богатырских взмахов все меньше и меньше. Но все-таки, чтобы хохоту было меньше, я старался держаться в такие минуты вне видимости подлинных героев.

Сегодня перед обедом увлекся настолько, что как-то потерял не то счет времени, не то ориентировку. Во всяком случае, когда из-за деревьев показался бредущий навстречу громадный конь, на котором сидел Бернард, массивный, привычно широкий и ничуть не удивленный тем, что видит меня с мечом в длани, я устыдился, начал оглядываться, как же получилось так глупо...

Бернард подъехал, суровое лицо было мрачным.

Глаза покраснели от напряженного вглядывания в границу между землей и небом.

– Бернард!

Он пустил коня прямо ко мне.

– А, ты здесь...

– Как ты тут очутился? – спросил я удивленно. – Вы ж с Ланзеротом остались охранять повозку.

Он отмахнулся.

– Ланзерот справится. Я подумал, что ты сейчас в опасности больше, чем Ланзерот или я.

– А где опасность? – ответил я.

– Везде, – ответил он. Губы слабо дернулись, будто пытался изобразить улыбку, но не получилось. – Везде.

Я сказал осторожно:

– Я слышал, что мы все равно не отступим?

– Ни за что, – ответил он. – Но надо еще и довезти до места... Что у тебя есть еще, помимо этого? Я пожал плечами.

– Да все вроде бы... Вот еще топор, нож. Он нетерпеливо отмахнулся.

– Ерунда. У них такие же топоры, а то и получше. И ножи из лучшей стали. Я говорю о талисманах; амулетах... Ну, что тебя защищает? Что-то же да защищает?

Я подумал, снова пожал плечами. Это мои родители, пережив период советского атеизма, самозабвенно собирали гороскопы, называли себя козлами и водолеями, плевали через левое плечо, соблюдали счастливые и несчастливые дни, слушали по ящику шарлатанов-астрологов, но я как раз уже из следующего поколения, мы насмотрелись на дурь родителей и теперь верим только в Интернет и атомарное строение вселенной.

– Я сам себя защищаю, – ответил я. Он покачал головой.

– Ты не понимаешь. В этом мире существует магия, Дик. Хорошая и плохая. А у людей есть амулеты, что защищают их души, а иной раз и тела. Что у тебя за амулет?

Я насторожился, медленно расстегнул рубашку. Вобравший тепло тела крестик не ощущался на груди. Кончики пальцев коснулись металлической поверхности, мне почудилось едва слышное покалывание, словно от слабо заряженной батарейки.

– Это мне подарил один священник, – сказал я. – Когда мы останавливались в городе с ночевкой. Но я не думаю, что в нем есть какая-то мощь.

Я не добавил, что тогда забыл выбросить, а потом просто перестал замечать такую крохотульку. Он протянул руку.

– Покажи.

Я с трудом снял через голову цепочку, глаза Бернарда застыли, а лицо напряглось. Я протянул ему крестик, Бернард отшатнулся, сказал сквозь зубы:

– Нет, так нельзя... Иначе... иначе его мощь перейдет ко мне, и амулет станет защищать меня! Нельзя, чтобы ты остался совсем беззащиты. Оберни его во что – нибудь...

Я вытащил из сумки тряпицу, обернул очень старательно, даже очень, протянул сверток Бернарду.