Это значит разделить ее с ним. В отличие от всех остальных в моей жизни до него Крис старается сделать меня сильнее. А прятаться в туалете до его приезда – это слабость.

Я расправляю плечи, поднимаю голову, и, хоть ощущение тревоги в животе и остается, я сильнее. Я подхожу к стулу и сажусь. Удивление вспыхивает на лице Бернара:

– Вы готовы отвечать на вопросы?

– Нет, совсем не готова. Я жду звонка от своего адвоката. – Я наклоняюсь вперед, опираюсь ладонью о стол, и голос мой теперь такой же твердый, как и у него: – И месье Бернар, если вы будете чернить мое имя перед кем-либо, особенно перед моими друзьями за дверью, то узнаете меня гораздо лучше, чем вам хотелось бы.

Удивление, которое он выказал минутой раньше, перерастает в потрясение. Оно сродни тому, что чувствую я. Откуда это взялось, хотелось бы знать. Он недовольно хмурит лоб.

– Вы довольно дерзки для женщины, обвиняемой в убийстве.

Я поднимаю брови.

– Обвиняемой женщиной, которая покушалась на меня два дня назад, так что, думаю, моя дерзость вполне оправдана. Я невиновна. Я жертва. И я возмущена, что меня допрашивают.

– Тогда почему вы бежали из страны?

– Я не бежала из страны, – спокойно парирую я.

– Она приехала со мной.

Я резко оборачиваюсь и вижу стоящего в дверях Криса с растрепанными мокрыми волосами, в мокрой от дождя черной мотоциклетной куртке, которая идет ему точно так же, как и его властность. Все присутствующие, кажется, разом затаили дыхание в ожидании того, что произойдет дальше. Что еще он скажет или сделает.

Взгляд его сосредоточивается на мне, как будто в комнате больше никого нет. Он видит только меня и не обращает никакого внимания на них.

– Я же сказал тебе, что нахожусь уже близко, детка, – говорит он как ни в чем не бывало, нарочито растягивая слова. Он вальяжной походкой входит в комнату, и, несмотря на внешнее спокойствие и сексуальную развязность, под всем этим угадывается нечто смертельно опасное и первобытное. Я могла бы попробовать сама справиться с ситуацией, но как же здорово наблюдать, как это делает Крис.

Он останавливается возле моего стула и протягивает руку. Глаза его нежные и, тем не менее, в них поблескивает холодный металл и непререкаемая властность. Не отрывая от него глаз, я вешаю сумку на плечо и вкладываю ладонь ему в руку. Теплое покалывание растекается кверху, и я вижу, как зрачки Криса расширяются, как в его недрогнувший взгляд просачивается некое осознание. Он тоже чувствует это безумное, невероятное влечение между нами, не сдерживаемое ничем, даже тем, что за нами наблюдают. И мне нравится это в нас. Очень нравится.

Он обхватывает мою ладонь и поднимает на ноги.

– Мы уезжаем. У нас экскурсия по музеям.

Бернар говорит что-то быстро и озлобленно.

Крис бросает на него взгляд откровенной скуки и что-то произносит в ответ. Предложения два, наверное. Меня просто распирает от любопытства понять, что же именно он сказал.

Я смотрю на Бернара, чье раздраженное лицо говорит само за себя, как и оборонительно скрещенные на груди руки. Губы Криса, явно позабавленного реакцией Бернара, чуть заметно дергаются, и он жестом показывает мне на дверь. Мы уже на полпути к двери, когда Бернар окликает нас. Крис останавливается, но не оборачивается, как будто этот человек не стоит его внимания. Он отвечает ему с какой-то насмешливостью, как если бы та власть, которой, по мнению Бернара, он обладает, была всего лишь шуткой, и мы идем дальше, не останавливаясь.

Мы быстро минуем зал ожидания, где толпятся люди. На полпути к выходу волосы у меня на затылке становятся дыбом точно как вчера, когда я ходила по магазинам. Меня так и тянет обернуться и посмотреть, но я удерживаю себя и пытаюсь избавиться от неприятного ощущения, потерев ладонью шею. Должно быть, это Бернар смотрит нам вслед, и я бросаю на Криса обеспокоенный взгляд.

– А мы можем вот так просто уйти?

– Мы только что сделали это.

Да, верно. Мы только что сделали это. Покалывание усиливается, и я тру голову сильнее; не могу дождаться, когда мы, наконец, уберемся отсюда.

– А где Рей и Шанталь? – спрашиваю я, когда мы выходим в главный холл.

– Я велел Рею отвезти Шанталь домой.

– Они не знают о?…

– Нет. Можешь расслабиться. Я расспросил Рея по телефону перед приездом сюда.

Меня обдает волной облегчения.

– А со Стивеном ты разговаривал?

– Разговаривал, и он сказал мне сделать то, что я и сам собирался сделать и увезти тебя отсюда.

То, что мою свободу благословил адвокат, – слабое утешение, принимая во внимание, что у меня по-прежнему нет паспорта и меня подозревают в убийстве, которого я не совершала.

– Знаешь, – говорю я сквозь зубы, – эти обвинения начинают здорово злить меня.

Крис смотрит на меня, и в его глазах светится одобрение.

– Давно пора тебе разозлиться.

Да, думаю я, когда мы подходим к выходу. Давно пора. Полагаю, мне надо поблагодарить именно Бернара за то, что я наконец очнулась. Пора напомнить всем, что я жертва. Эва пыталась убить меня. Они должны помогать мне, а не запугивать, обвиняя в том, чего я не совершала.

Мы подходим к полудюжине людей у входной двери, глядящих на льющий на улице дождь. Я бросаю на Криса вопросительный взгляд.

– У тебя, случайно, не припрятан зонт где-нибудь под курткой?

– Боюсь, что нет, – отвечает он, снимает свою тяжелую куртку и укутывает меня в нее.

– Я сейчас подгоню машину как можно ближе к двери. Жди меня у тротуара, но все равно бежать придется довольно далеко.

Я мысленно представляю, как, поскользнувшись, падаю плашмя на асфальт. Не слишком приятная перспектива, поэтому я снимаю куртку, жалея, что отдала свою Рею.

– Нет, она слишком тяжелая, я не смогу в ней бегать. Правда. Я не Грейс Келли, Крис. Я упаду. Я лучше пойду вместе с тобой. – Я передергиваюсь и обнимаю себя. – Хочу поскорее убраться отсюда.

– Я припарковался слишком далеко. Вернусь к двери с чем-нибудь, чтобы прикрыть тебя.

– Что ж, прекрасно. Если ты хочешь поиграть в мистера Любезность, я подожду. Но, пожалуйста, поторопись. Не хочу, чтобы Бернар опять припер меня к стенке.

Крис снова сует руки в рукава куртки, и покалывающее ощущение в шее возвращается. Я с тревогой оглядываю холл, и сразу же мое внимание привлекает профиль мужчины,