С уважением,

Отчаявшаяся,

Ситтл».

Какая женщина может считать это серьезной проблемой? Я представила себе, как она старательно пишет письмо «дорогой Абби» на дорогой бумаге. Интересно, она когда-нибудь чувствовала ребенка внутри, когда крохотные ручки и ножки двигаются медленно по кругу, будто составляя подробную карту маминого живота?

– Что там такое? – спросил Брайан, заглядывая в газету через мое плечо.

Я удивленно покачала головой.

– У женщины рушится жизнь из-за следов от банок с вареньем в холодильнике.

– Из-за испорченной сметаны, – добавил Брайан, хихикая.

– Из-за подгнившего салата. О Боже, как она может жить после этого? – И мы оба начали хохотать. Встречаясь взглядом, мы начинали смеяться еще сильнее.

Внезапно это перестало казаться смешным. Не все жили в мире, где содержимое холодильника являлось барометром счастья. Некоторые работали в горящих зданиях. У некоторых были умирающие маленькие дочки.

– Чертов салат. – Мой голос дрогнул. – Это несправедливо.

– Справедливо никогда не бывает, малыш, – проговорил он.

Месяц спустя нам пришлось сдавать лимфоциты в третий раз. Мы с Анной сидели в кабинете врача и ждали, когда нас вызовут. Через несколько минут она дернула меня за рукав.

– Мамочка!

Я посмотрела на нее. Анна болтала ногами, ее ногти были накрашены переливающимся лаком Кейт.

– Что?

Она улыбнулась мне.

– Я хочу сказать тебе, если я вдруг забуду потом. Это было не так больно, как я думала.

Однажды моя сестра приехала без предупреждения и, выпросив разрешения у Брайана, забрала меня в свой роскошный номер в отеле Бостона.

– Мы можем делать все, что захотим, – сказала она. – Ходить по музеям, гулять по городу, обедать в ресторане.

Но все, чего я действительно хотела, это забыть. Поэтому три часа спустя я сидела на полу рядом с ней и мы допивали вторую бутылку вина за сто долларов.

Я подняла бутылку за горлышко.

– На эти деньги я могла бы купить платье.

Занна фыркнула.

– Разве что в каком-то подвальном магазинчике.

Она забросила ноги на обитый парчой стул, а сама растянулась на белом ковре. По телевизору Опра раздавала советы, как лучше устроить свою жизнь.

– К тому же, когда ты застегиваешься в… никогда не будешь выглядеть толстой.

Я посмотрела на нее, и мне вдруг стало жалко себя.

– Нет. Ты же не будешь плакать. Плач не входит в программу.

Но я могла думать только о том, какие глупые женщины сидят у Опры, со своими забитыми одеждой шкафами и… Подумала о том, что Брайан приготовил на обед, все ли в порядке с Кейт.

– Я позвоню домой.

Она поднялась на локте.

– Можешь расслабиться. Никто не заставляет тебя быть в роли жертвы двадцать четыре часа в сутки.

Но я ее не расслышала.

– Когда соглашаешься быть матерью, это единственно возможный график работы.

– Я сказала жертвой, а не матерью, – засмеялась Занна. Я улыбнулась.

– А разве есть разница?

Она забрала у меня телефонную трубку.

– Может, сначала вытащишь из чемодана свой терновый венок? Послушай, что ты говоришь, Сара. И перестань строить из себя страдающую королеву. Да, тебе очень не повезло в жизни. Да, тобой быть паршиво.

Я вспыхнула.

– Ты не имеешь ни малейшего понятия, какая у меня жизнь!

– Ты тоже, – ответила Занна. – Ты не живешь, Сара. Ты ждешь, когда умрет Кейт.

– Я не… – начала я, но потом остановилась – именно это я и делаю.

Занна погладила меня по волосам и позволила расплакаться.

– Иногда это так тяжело, – выливала я то, в чем не признавалась никому, даже Брайану.

– По крайней мере, это же не постоянно, – сказала Занна. – Солнышко, Кейт не умрет раньше, оттого что ты выпьешь лишний стакан вина, или останешься в отеле, или позволишь себе рассмеяться над глупой шуткой. Поэтому садись, включай музыку погромче и веди себя, как нормальный человек.

Я посмотрела вокруг – на роскошную комнату, на разбросанные бутылки и шоколадные конфеты.

– Занна, – сказала я, вытирая глаза, – нормальные люди так себя не ведут.

Она проследила за моим взглядом.

– Ты абсолютно права. – Она взяла пульт от телевизора, пощелкала и нашла шоу Джерри Спрингера. – Так лучше?

Я рассмеялась, и тогда она тоже рассмеялась, а потом комната завертелась вокруг меня. Мы лежали на спине и рассматривали лепку на потолке. Вдруг я вспомнила, что, когда мы были детьми, Занна всегда шла на автобусную остановку впереди меня. Я могла прибавить шаг и догнать ее, но никогда этого не делала. Мне нравилось просто идти за ней.

Смех поднимался, как пар, и проникал в окна. После трех дней проливного дождя дети были счастливы оказаться на улице и поиграть с Брайаном в футбол. Когда все нормально, это так нормально.

Стараясь не наступить на детали конструктора и комиксы, я вошла в комнату Джесси и положила его выстиранную одежду на кровать. Потом зашла в комнату девочек и разобрала их вещи.

Положив футболки Кейт на ее тумбочку, я увидела, что Геркулес плавает брюхом кверху. Я подбежала к аквариуму и перевернула рыбку, держа за хвост. Она пару раз взмахнула плавниками и опять медленно всплыла, показывая белое брюшко и широко открывая рот.

Я вспомнила, как Джесси рассказывал, что при хорошем уходе рыбка может прожить семь лет. Эта прожила только семь месяцев.

Я отнесла аквариум в свою спальню, сняла трубку телефон; и позвонила в справочную.

– Отдел домашних животных, – попросила я.

Когда меня соединили, я начала рассказывать о Геркулесе.

– Может, вы купите новую рыбку? – предложила служащая.

– Нет, я хочу спасти эту.

– Мэм, мы ведь говорим о золотой рыбке, правильно?

Я позвонила трем ветеринарам, но ни один из них не лечил рыбок. Еще минуту я наблюдала за агонией Геркулеса, a потому позвонила на факультет океанографии в университете Род-Айленда и попросила позвать любого преподавателя.

Мне сказали, что есть только доктор Оресте, который изучает приливы. Есть также специалисты по моллюскам, мидиям, морским ежам, но только не по золотым рыбкам. Но я уже рассказывала им о своей дочери, у которой лейкемия, и о Геркулесе, который уже однажды вырвался из лап смерти.

Специалист по морским животным помолчала минуту.