– Потому что ты – типичный случай.

Я окунула мизинец в свой мартини. Из-за обмана зрения палец казался сломанным и кривым.

– Еще один был из клуба, инструктор по виндсерфингу.

– Этот, наверное, был стоящим.

– Он был очень красивым, – ответила я. – А член размером с маленькую сосиску.

– Да ну!

– На самом деле я вообще ничего не чувствовала.

Семерка ухмыльнулся.

– Так это и была половинка?

Я стала красной как рак.

– Нет, был еще один парень. Я не знаю, как его зовут, – призналась я. – Я проснулась под ним после ночи вроде этой.

– Ты – жертва сексуальных крушений, – медленно проговорил Семерка.

Но это было не совсем так. Крушение – это случайность. А я бы прыгнула под колеса грузовика. Я бы даже привязала себя к паровозу. Какая-то часть меня верила, что появится супермен, но для начала нужно, чтобы жертва заслуживала спасения.

Кейт Фитцджеральд уже была привидением. Ее кожа стала прозрачной, а волосы такими светлыми, что сливались с подушкой.

– Как дела, детка? – пробормотал Брайан и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

– Думаю, Богатырские Игры придется пропустить, – пошутила она.

Анна топталась у двери рядом со мной. Сара протянула ей руку. Анна только этого и ждала и влезла на матрац Кейт, а я отметила про себя этот маленький жест матери. Потом Сара увидела на пороге меня.

– Брайан, что она тут делает?

Я ждала, что Брайан объяснит, но он, похоже, не собирался ничего говорить. Поэтому я нацепила улыбку и сделала шаг вперед.

– Я узнала, что Кейт сегодня лучше, и подумала, что могу с ней поговорить.

Кейт приподнялась на локтях.

– Вы кто?

Я ожидала, что Сара начнет нападать на меня, но заговорила Анна.

– Я не думаю, что это удачная идея, – произнесла она, хотя знала, что именно поэтому я и приехала. – Я имею в виду, что Кейт все еще слаба.

Мне понадобилась секунда, чтобы понять: в жизни Анны каждый, кто что-либо говорил, становился на сторону Кейт. И она делает все возможное, чтобы удержать меня на своей стороне.

– Вы знаете, Анна права, – поспешно вмешалась Сара. – Кейт только пришла в себя.

Я положила руку на плечо Кейт.

– Не беспокойся. – Потом повернулась к ее матери. – Как я понимаю, это вы хотели, чтобы слушание…

Сара перебила меня:

– Мисс Романо, мы можем поговорить в коридоре?

Мы вышли, и Сара подождала, пока медсестра с подносом в руках пройдет мимо нас.

– Я знаю, что вы обо мне думаете, – начала она.

– Миссис Фитцджеральд…

Она покачала головой.

– Вы на стороне Анны. Так и должно быть. Я была когда-то адвокатом и прекрасно понимаю. Это ваша работа, и вам нужно понять, почему мы стали такими, как есть. – Она потерла лоб. – Мое дело – заботиться о своих дочерях. Одна из них очень больна, а другая очень несчастна. Может, я еще чего-то не понимаю, но… Я знаю, что Кейт не поправится быстрее, если узнает, что вы пришли, потому что Анна не забрала свой иск. Поэтому я прошу вас не говорить ей об этом. Пожалуйста.

Я медленно кивнула, и Сара повернулась, чтобы идти к палате Кейт. Взявшись за дверную ручку, она заколебалась.

– Я люблю их обеих, – сказала она. И это уравнение мне предстояло решить.

Я сказала Семерке, что настоящая любовь – это преступление.

– Только до восемнадцати, – ответил он, закрывая кассовый аппарат.

К этому времени барная стойка стала частью меня, вторым телом, поддерживающим первое.

– Из-за тебя у кого-то останавливается дыхание, – продолжала я, размахивая пустой бутылкой из-под ликера. – Ты отбираешь у кого-то способность сказать хоть слово. Ты крадешь сердце.

Он помахал передо мной полотенцем.

– Любой судья отправил бы это дело в мусорную корзину.

– Тебя бы это не удивило.

Семерка расправил полотенце, чтобы вытереть стойку.

– Ну ладно. Может, это и тянет на мелкое преступление.

Я прижалась щекой к холодной влажной поверхности.

– Нет. Для жертвы это удар на всю жизнь.

Брайан и Сара повели Анну в кафе, оставив меня наедине со сгорающей от любопытства Кейт. Думаю, что можно посчитать по пальцам, когда ее мать осознанно становилась на чью-либо еще сторону. Я объяснила, что помогаю семье принять некоторые решения, касающиеся здоровья.

– Вы из комитета по вопросам медицинской этики? – угадывала Кейт. – Или из юридической службы больницы? Вы похожи на адвоката.

– А как выглядят адвокаты?

– Как доктора, когда не хотят говорить о результатах твоих анализов.

Я придвинула стул.

– Что ж, рада слышать, что тебе уже лучше.

– Да, мне сегодня лучше, чем вчера, – ответила Кейт. – Вчера от лекарств я бы перепутала Оззи и Шерон Осборн с Оззи и Харриет из музыкальной комедии.

– Ты знаешь, каково на сегодня состояние твоего здоровья? Кейт кивнула.

– После пересадки костного мозга не произошло отторжения трансплантата, что, с одной стороны, хорошо, потому что это ударило по лейкемии, но, с другой стороны, появились проблемы с кожей и органами. Врачи давали мне стероиды и циклоспорин, и это помогло контролировать ситуацию. Но в то же время посадило мне почки, и проблему нужно решить в течение месяца. Это всегда так: как только заделаешь одну дырку в плотине, тут же появляется другая. Во мне все время что-то разваливается.

Она говорила спокойно, будто я спросила ее о погоде или о больничном меню. Я могла бы поинтересоваться, разговаривала ли она с нефрологом о пересадке почки или как она чувствует себя после такого множества болезненных процедур. Именно этого Кейт от меня и ждала. Вероятно, потому мой следующий вопрос был совсем другим.

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Никто никогда меня об этом не спрашивал. – Она внимательно посмотрела на меня. – А почему вы думаете, что я вырасту?

– А почему ты считаешь, что не вырастешь? Разве не для этого ты делаешь все процедуры?

Когда я уже было решила, что она не ответит, Кейт заговорила.

– Я всегда хотела стать балериной. – Ее руки взлетели вверх, словно она встала в позицию. – Знаете, что есть у балерин?

«Нарушение пищеварения», – подумала я.

– Абсолютный контроль. Когда речь идет о теле, они всегда знают, что произойдет и когда. – Потом, будто вернувшись обратно в палату, она пожала плечами. – В любом случае…