Страдания — это для тех, кому недостает культуры. Изысканная леди встречает все трудности с достоинством и молитвой.

«Трактат о правилах поведения истинных леди»

Этот год что-то слишком уж скуп на дары природы…

«Бульварный листок». Октябрь 1823 года

Ее кошмарный вечер не закончился.

Беннет, старый дворецкий, который, как подозревала Джулиана, служил маркизам Ралстон уже целую вечность, не спал, когда она приехала домой, — редкий случай, поскольку он был ужасно стар, а в доме имелись более молодые слуги, которые могли бы дождаться возвращения хозяина.

Беннет отвесил Джулиане легкий поклон, когда она вошла в дом. И казалось, он совсем не заметил, в каком состоянии ее наряд.

— Беннет, пожалуйста, велите приготовить ванну, — попросила Джулиана, направляясь к широкой мраморной лестнице.

— Мисс Фиори, с вашего позволения… — Дворецкий замялся. — Мисс, у вас посетитель.

Ей тотчас же пришло в голову, что приехал Саймон. Но нет, он не мог приехать в Ралстон-Хаус раньше ее, если только не сбежал в следующую минуту после объявления о помолвке. А герцог Лейтон никогда бы не совершил ничего столь скандального.

— Посетитель? — переспросила Джулиана.

Дворецкий еще больше смутился.

— Да, мисс. Это дама. Ваша мать.

Джулиана в отчаянии покачала головой:

— Нет-нет. Я слишком устала, чтобы разговаривать с ней сегодня. Пусть подождет Гейбриела.

— Она сказала, что пришла к вам.

— Ну… я сегодня не принимаю. Ей придется попытать счастья в другой раз.

— Я потрясена, дорогая! Из тебя выросла довольно волевая юная леди.

Джулиана замерла, услышав за спиной эти слова, произнесенные на безупречном итальянском. Взглянув на Беннета, она с улыбкой отпустила его, затем повернулась к матери, с которой не разговаривала десять лет. Та окинула ее взглядом, отмечая и растрепанную прическу, и испорченное платье, все измазанное тыквенной мякотью. И Джулиана туг же вспомнила, каково это — быть дочерью Луизы Хэдборн. Для своей матери она никогда не была достаточно хороша, сколько бы ни пыталась доказать, что достойна ее любви.

— Только не думай, что ты имеешь какое-то отношение к моему характеру, — заявила дочь.

— Даже и не мечтала об этом, Джули.

Это уменьшительное имя, которое так любил ее отец, вызвало в душе Джулианы бурю гнева и печали.

— Не называй меня так!

Мать отошла от двери гостиной, протянув Джулиане руку.

— Присоединишься ко мне? Я бы хотела с тобой поговорить. Я ждала этого довольно долго.

— Ну и как оно — ждать чего-то? Полагаю, для тебя это внове.

Луиза загадочно улыбнулась:

— Думаю, я это заслужила.

— И гораздо больше, чем тебе кажется.

Она хотела оставить без внимания просьбу матери. Хотела отправиться в постель — и пусть бы незваная гостья ушла побыстрее. Но где-то в глубине души Джулиана все еще оставалась десятилетней девочкой. Той, которая со всех ног бросалась выполнять мамино приказание, чтобы удостоиться ее похвалы.

Она ненавидела себя, следуя за матерью в гостиную. Ненавидела себя, садясь напротив нее. Ненавидела себя, дожидаясь, когда эта женщина, которая отняла у нее так много, отнимет еще больше.

— Я ужасно сожалею по поводу Серджо, — сказала мать. — Не знала, что он умер.

Джулиане хотелось закричать, что змеиный язык этой женщины не должен произносить имя ее отца. Но она как можно спокойнее проговорила:

— Как ты могла? Ты ушла, даже ни разу не оглянувшись.

Луиза склонила голову, как бы принимая обвинение.

— Ты права, разумеется.

«Извинись! — мысленно прокричала Джулиана. — Неужели ты не сожалеешь об этом?!»

Они так долго сидели в молчании, что Джулиана уже готова была уйти. Если Луиза полагала, что с ней будут вести беседу, то она очень сильно ошибалась. Джулиана уже собралась встать, когда мать снова заговорила:

— Я очень рада, что ты нашла Гейбриела и Ника.

— Я тоже.

— Так что, как видишь, все же есть кое-что хорошее в том, что я твоя мать. — В ее словах прозвучало самодовольство. Ну разумеется! Мать никогда не стеснялась хвалить себя.

— Может, я должна сказать, как благодарна тебе за то, что ты меня бросила?

Мать не стала отвечать и спросила:

— А что ты хотела бы от меня услышать, Джули?

— Для начала… я хочу, чтобы ты не называла меня так, — заявила Джулиана.

— Почему? Я тоже принимала участие в выборе для тебя имени. И мы оба решили называть тебя так.

— Но только один из вас этого достоин.

Выражение скуки промелькнуло на лице матери.

— Глупости. Я подарила тебе жизнь. Это дает мне столько же прав, сколько и твоему отцу. Но хорошо, Джулиана, ответь мне на вопрос. — Она перешла на английский. — Чего бы ты хотела от меня?

«Я бы хотела, чтобы ты объяснилась, — думала Джулиана. — Хотела, чтобы ты сказала мне, почему бросила меня, почему бросила нас всех. И зачем вернулась».

Невесело рассмеявшись, она ответила:

— Уже одна только мысль о том, что ты спрашиваешь меня об этом, нелепа.

— Ты хочешь, чтобы я извинилась?

— Это было бы отличное начало.

Холодные голубые глаза матери, так похожие на ее глаза, казалось, смотрели сквозь нее.

— Тебе придется ждать очень долго, если это то, чего ты хочешь.

Джулиана пожала плечом.

— Прекрасно. Тогда мы закончили. — Она встала.

— Твой отец тоже, бывало, так делал. Пожимал плечом, я имею в виду. Удивляюсь, что Англия еще не отучила тебя от этого. Не самая хорошая привычка.

— Англия не имеет надо мной власти, — заявила девушка. И тут же осознала, что это неправда.

— Не имеет? Твой английский весьма хорош для того, кому наплевать на культуру. Я удивилась, когда Гейбриел сказал мне, что ты здесь. Предполагаю, что тебе здесь нелегко. — Джулиана промолчала, а мать добавила: — Полагаю, для тебя все это также, как было когда-то для меня.

То есть очень трудно. Как видишь, дочь, мы не такие уж разные.

«Мы не такие уж разные» — этих слов она боялась как огня. И молилась, чтобы они оказались неправдой.

— Нет, мы совершенно разные.

— Сколько ни повторяй это, правды не изменишь. — Луиза откинулась на спинку дивана. — Взгляни на себя. Ты только что с бала, полагаю, но вся чем-то измазана, что говорит о том, что у тебя был не самый… респектабельный из вечеров. Чем ты занималась?