Его родители жили в Излучинске временно, работали по каким-то своим делам, связанным с околонаучной деятельностью по разведке и добыче грозненской нефти. Пожили годик, и уехали обратно, а Мансура оставили доучиться — и так уже четвертую школу меняет, а это плохо для успеваемости. Он и доучивался. Легко и непринужденно окончив школу с золотой медалью, поступил на химический факультет Излучинского политехнического, традиционно питавшего кадрами всю чеченскую «нефтянку». Потом исчез из поля зрения лет на восемь и неожиданно для всех объявился уже в Москве, с дипломом московской «Плешки», Экономического университета имени Плеханова.

Выходец из влиятельного (поговаривали, что самого влиятельного и древнего) тейпа «нашха», Мансур Висаитов со сдержанной гордостью упоминал о своих многочисленных предках, которые со времен имама Шамиля составляли элиту чеченского народа. Ученые, богословы, врачи, военные, даже один Герой Советского Союза. Как водится, многие представители этого рода сейчас обосновались в странах арабского мира — в Йемене, Египте, Катаре и Турции. Все это Наталья знала из рассказов самого Маника, с которым виделась… когда же? Лет десять назад? Верно, на последней встрече выпускников. Тогда Маник походил скорее на венгерского князя в изгнании, а не на родовитого чеченца: умопомрачительные костюмы, фантастический «мазератти», дизайнерские букеты одноклассницам, стоившие как средняя зарплата врача… Наталья припомнила, что и каких-то устриц жрали, в шампанском, правда не купались — февраль. В общем, вся компания однокашников осталась довольна.

Сейчас, в атриуме Центра международной торговли на Красной Пресне Маник виделся тем, кем являлся в действительности — состоятельным и успешным бизнесменом, воротилой. Вопящая о богатстве атрибутика начала двухтысячных ушла в прошлое, теперь это был скромный восточный человек в странноватой для этого места спортивной паре Bosco Sport (только что с теннисного корта), на правом (ох, ну почему на правом-то?) запястье поблескивал Vacheron Constantin с турбийоном, волосы заметно тронуты сединой. Расположились в уголке, Наталья потягивала морковный фреш. Все сумасшедшие предложения Маника, проистекающие из долга гостеприимства и заключающиеся в немедленном и тотальном истреблении лучших яств, посланных Всевышним, она очень вежливо и столь же твердо отклонила, перейдя сразу к делу.

Пришлось рассказать многое и без утайки, иначе Маник просто обиделся бы или не понял сути, что в обоих случаях повлекло бы отказ. Свои потребности Наталья изложила обстоятельно, постаравшись ради объективности опустить детали с эмоциональной окраской. Естественно, речь шла только об этом этапе Плана, ни слова не было сказано ни об источнике ее нынешнего капитала, ни о дальнейших намерениях. Получилось скомкано и неубедительно, Наталья расстроилась и в ожидании ответа Маника с интересом разглядывала сновавшие вверх-вниз прозрачные кабины лифтов.

Висаитов торговал компаниями, время от времени оказываясь собственником то нефтеперерабатывающих, то цементных заводов. Также попадались крупнотоннажные танкеры, выгодные лицензии на месторождения вольфрама, кондоминиумы в Северной Каролине и мясохладобойные предприятия в Аргентине. Последняя сделка с продажей заводской линии по производству эластомеров и фланцевых колец для трубопроводов группы Saudi Aramco в Абу-Даби принесла бизнесу Висаитова двадцать девять миллионов долларов, а ведь это рядовой контракт.

Конечно, своим делом Мансур владел не в одиночку — ему, как управляющему партнеру, принадлежала лишь четверть компании, штаб-квартира которой располагалась в лондонском квартале Кэнери Уорф. Несмотря на людоедскую арендную плату, этот офис все же решили взять, «на вырост».

Наташкина абсурдная просьба выглядела антирыночным закидоном и вначале показалась Мансуру экзотическим способом бизнес-самоубийства, притом общественно опасным. В деловых кругах такой способ конкурентной борьбы (а он подозревал, что где-то там не очень глубоко все же закопаны деньги) называли бросанием какашек в вентилятор — криков много, а профита ноль.

Сомнения вызвало вот что. Натэ, по крайней мере, это следовало из ее слов, намеревалась разрушить знаковый региональный проект, не собираясь поднимать упавшее знамя. Так дела не делаются. Утопление конкурента имеет смысл, если его делянка достается тебе, не так ли? В противном случае растет армия врагов, а денег не прибавляется. Могут и банально кирпичом в подъезде угостить, а что, нормальное развитие событий для провинции. Выравнивание «конкурентного ландшафта» целесообразно только тогда, когда есть виды на это поле деятельности и планы простираются чуть дальше, чем намерение насыпать нехорошим людям перца на хвост.

С другой стороны, он знал Натэ не первый год, правда, с деловой стороны гораздо хуже, чем в качестве романтической дамы сердца и старинного школьного друга. Но этого хватало, чтобы понять: изящная молодая женщина, сидящая сейчас перед ним, предусмотрительна и хитра, как ворона на гнезде. Возможно, она что-то недоговаривает. Даже наверняка. Задавая уточняющие вопросы, Мансур еще больше уверился в том, что ему не все рассказали, но не обиделся. Он понимал Натэ, из чувства деликатности она не хотела нагружать его своими проблемами и уж тем более одалживаться. Натэ умная девушка, жаль, не чеченка.

— Жаль, что ты не чеченка, — белоснежная улыбка Мансура была так же ослепительна, как и тридцать лет назад.

— Что? Господи, Маник, ты опять за свое? Ну что тут поделаешь? Так уж получилось, прости.

Наталью эта мантра, произнесенная Мансуром в который уж раз, совсем не задевала. Родовые предрассудки, присущие почти всем кавказским мужчинам независимо от их образования или воспитания, неискоренимы. Это есть факт.

— Согласен, так получилось. Но знаешь, Натэ, русской ты мне нравишься даже больше. Твоя недосягаемость меня мотивирует. Кстати, ты по-прежнему со своим Лазаревым?

— Ну, почти. Да и что это меняет? Это спортивный интерес? Ведь вам нельзя больше четырех жен.

Мансур расхохотался. Да, она все так же остра на язык, как и раньше.

— Да, йиша. Исключительно спортивный. Видишь, даже сестрой тебя называю. Послушай, что же мы сидим тут? Ах да… Ты же сказала. Между прочим, ты лишаешь меня удовольствия проявить долг гостеприимства.

— Я все понимаю, Маник. Я с очень, очень большим уважением отношусь к твоим обычаям. Но сейчас у меня обстоятельства исключительные. Считай, что я на войне.

Мансур вопросительно поднял бровь. Помолчав мгновение, Наталья решительно тряхнула головой.

— Да. Практически на войне. Времени у меня нет совсем, так что ты уж пойми меня.

— Что желает женщина, то угодно Всевышнему. Хорошо, я сделаю то, что ты просишь. Прямо скажу, сделаю безоговорочно, почти «втемную». Потому что верю тебе. Иншалла! Но позволь мне добавить щепоточку логики в твою шурпу системного планирования. Вдруг она станет вкуснее для нас обоих. Можно?

— Ну конечно, о чем ты говоришь? Даже прошу тебя об этом, — Наталья осознавала, что в той области, которую они обсуждают, Маник выше ее на две головы, и она по сравнению с ним «что плотник супротив столяра».