— Фрэнк, я так тобой горжусь! — с волнением произнесла она.— Ты просто неотразим. — Повернувшись к Мейсону и Эвелин, она продолжала: — Ятак хочу, чтобы справедливость наконец восторжествовала, мисс Багби. И я простоне знаю, как благодарить вас, мистер Мейсон, ведь это из-за вашей поддержки ивеликодушия Фрэнку удалось сегодня проявить себя.

— Я думаю, его выступление не пропало даром, — заметилМейсон.

Эвелин молча сжала руку Эстелл и отвернулась, пытаясь скрытьнавернувшиеся на глаза слезы. Мейсон похлопал девушку по плечу.

— Не переживайте так, Эвелин. Вам осталось потерпеть совсемнемножко.

— Вы так думаете?

— Мне так кажется.

Подошедший полицейский произнес, обращаясь к Эвелин:

— Если вы не возражаете, мисс Багби, я проведу вас вкомнату, отведенную для подсудимых.

Эвелин кивнула и в сопровождении полицейского вышла из зала.

— Объясните мне теперь, мистер Мейсон, — с любопытствомспросил Нили, — как вы думаете, зачем же ему понадобилось брать с собой этотдурацкий револьвер? Я все ломаю над этим голову, но, честно говоря, абсолютноничего не могу придумать.

— Зачем? Чтобы подменить его, — довольно усмехнулся Мейсон.

— Что вы сказали?

— Чтобы подменить револьвер, — повторил Мейсон, — и запутатьследствие. Он сразу понял, что это револьвер, который он подарил Элен Чейни.Без сомнения, он прекрасно знал, что его собственный кольт лежит в машине. Ондумал, что таким образом поможет Элен и избавит ее от лишних неприятностей. УАлдриха появился прекрасный предлог: ему нужно пойти посмотреть, на месте лиего револьвер. Он идет к машине, достает свой револьвер, вынимает из негопатроны и перекладывает в револьвер Элен, а в свой соответственно кладетвынутые только что четыре пули и две гильзы. Положив оба кольта в карман, онвозвращается в дом и передает мне револьвер — разумеется, свой. Затем, когда,по его мнению, я чем-то отвлекся, он осторожно опускает револьвер Элен к ней вкарман, чтобы в случае необходимости она могла мне его показать. Итак, делосделано. Алдриху остается только сообщить мне, что он осмотрел машину и чторевольвер действительно украден у него.

Нили и Эстелл Наджент в молчаливом изумлении не сводили сМейсона глаз.

— Вы уверены? — произнесла наконец Эстелл.

— Конечно, — улыбнулся Мейсон. — Чего еще можно было ждать,когда он, наспех сочинив несколько фраз о возможности кражи, стремглав выбежализ дома с револьвером в руке?

— Вы знали, что он собирается сделать?

— Это было ясно как день. Весь чрезвычайно хитроумный планбыл написан у него на лице. За моей спиной они с Элен постоянно переглядывалисьи о чем-то шептались. Пока я разговаривал с Алдрихом, мисс Чейни, думая, что яничего не замечаю, отчаянно жестикулировала, подсказывая ему нужный ответ.

— Но… Но я не понимаю, почему в таком случае вы позволилиему все это проделать? — в недоумении проговорил Нили. — Почему вы не…

— Я был уверен, что нам это не повредит, — спокойно ответилМейсон, — если он решил лгать — что ж, это его дело, а немного путаницы толькопомогло бы защите отстаивать свою линию. Видите ли, обвиняемым почти всегда наруку, если следствие заходит в тупик.

— Но в таком случае пули… Ах, вот почему вы настаивали нановой экспертизе! «Подпись затвора» на гильзах докажет…

— Вот именно, — подтвердил Мейсон. — Подождите, Нили, послеперерыва мы услышим много интересного.

Нили переглянулся с Эстелл, а потом вновь восхищенновоззрился на Мейсона.

— Будь я проклят! — вырвалось у него, но через мгновение, немногоуспокоившись, он озабоченно спросил: — Скажите, мистер Мейсон, чем нам все-такипоможет эта неразбериха?

— Боюсь, как бы у нашего уважаемого мистера Бюргера неподнялось давление, когда он узнает, кому принадлежит второй револьвер. Он, повсей видимости, уверен, что этот револьвер где-то припрятал я, предварительновыстрелив из него в столб и в дуб. Как только мистер Бюргер узнает, что этооружие все время находилось у мисс Чейни и мистера Алдриха, он, я думаю,вынужден будет радикально пересмотреть всю позицию обвинения.

— А чем может все это помочь мисс Багби?

— Вот увидите, — загадочно проговорил Мейсон. — Того и глядиоткуда ни возьмись появится какая-нибудь новая неожиданная и совсемнезначительная деталь, но она-то и решит все дело. Именно благодаря такиммаловажным подробностям судебное разбирательство и становится весьма, весьмаинтересным.

Прошло минут двадцать, прежде чем судья Киппен вновьпоявился в зале и провозгласил:

— Господа, только что звонил мистер Рэдфилд. Он будет здесьс минуты на минуту. Приближается время дневного перерыва. Однако я предлагаюсуду оставаться на местах и дать возможность мистеру Рэдфилду… Но вот и он.Проходите, мистер Рэдфилд.

Лицо эксперта выражало едва сдерживаемое волнение. Быстрымшагом он прошел к свидетельскому месту и, не дав возможности вмешаться ниБюргеру, ни Страуну, начал:

— Я очень торопился, господа, я… — Он вынужден былпрерваться и вытереть со лба выступившие капли пота.

— Мы понимаем, — ободряюще произнес судья, — итак, судполагает, что вы сообщите нам сейчас результаты своих новых исследований.

— Нет, ваша честь.

— Я правильно вас понимаю: вы хотите сказать, что не провелиновую экспертизу? — нахмурился судья.

— Я провел предварительную экспертизу, ваша честь.

— Ну да, конечно, — с облегчением выдохнул судья, — так чтоже она показала?

Приготовившись слушать, Мейсон откинулся в кресле и скрестилруки на груди; губы его раздвинулись в едва заметной усмешке. Казалось, адвокатвнимательно изучает потолок, не обращая никакого внимания на свидетеля.

— Мы обнаружили, что пули номер один и номер четыре были,по-видимому, выпущены из одного и того же оружия, однако ни один из этихвыстрелов не был произведен из револьвера, представленного суду сержантомГолкомбом. Мы обнаружили также, что пули номер два и номер три могли бытьвыпущены из данного револьвера, но при этом две пустые гильзы, найденные в егобарабане, не имеют к нему никакого отношения. Скорее всего они были переложеныв него из какого-нибудь другого оружия той же марки.

— Что вы сказали? — Гамильтон Бюргер в волнении вскочил сосвоего места.

Судья Киппен, казалось, сосредоточенно что-то обдумывал. Онпереводил взгляд с Гамильтона Бюргера, в недоумении стоящего перед Рэдфилдом,на все так же беззаботно улыбающегося Мейсона. Прищурившись, судья проговорил: