Да и что такого особенного произошло, на самом-то деле? Буквально за минуту до его странного поступка на меня снизошло озарение: мы почти стали друзьями (хотя друзья — это очень уж серьёзно, а нас связывали скорее слабые приятельские отношения и с недавних пор общая компания). Подумаешь, этот придурок решил снова поддеть меня и очень невинно чмокнул в лоб. Любая нормальная девушка и внимания бы не обратила на этот пуританский жест, и только мне, имеющей ровно нулевой опыт общения с противоположным полом, могло прийти в голову искать какой-то скрытый смысл.

Как же было стыдно! Я повела себя, как овечка, проблеяв в ответ что-то невразумительное и таращась на него округлившимися глазами, когда стоило рассмеяться или отшутиться.

Меня начинали всерьёз посещать мысли о том, чтобы перевестись куда-нибудь в обычную школу, подальше от Димы, с этого дня получившего новый статус — Мистер Кобель, а ещё очень и очень далеко от Иванова, однажды прицепившегося ко мне и никак не желающего окончательно отлипать. Он был совсем как впившийся в кожу энцефалитный клещ: вроде не мешает, не болит, и можно совсем забыть о нём, пока не начнётся лихорадка и тело полностью не парализует.

Я бы и правда ушла из гимназии, вот только насмешки или издевательства в обычной школе, под которые наверняка получится попасть с моей бесхребетностью, покажутся настоящим адом по сравнению с ленивыми придирками Марины и всех ей подобных.

— Поля, ты должна меня спасти! — заламывая руки, с неподдельным отчаянием в голосе воскликнула Наташа, стоило лишь прозвенеть звонку об окончании урока.

Я так удивилась, кажется, впервые за последние дни услышав от неё эмоционально окрашенную речь. Моего раздражённо-подавленного состояния она не заметила, как и не задала ни одного вопроса ни про тест, ни про Риту, ни про то, почему я ворвалась в класс с побледневшим лицом и болезненно горящими глазами. Мне так не хватало её участия, совета, мнения обо всём происходящем со стороны; не хватало даже обычной пустой болтовни или очередного нелепого, но решительного плана действий, которые Колесова придумывала с завидной частотой.

— Давай выйдем в коридор, мне нужно тебе кое-что рассказать. И попросить об одолжении. Это так важно для меня, Полина, я знаю, что ты единственная сможешь меня понять, — мольба, звучавшая в её подрагивающем от волнения голосе меня всерьёз пугала. Вот только выходить сейчас в коридор, где было так много шансов столкнуться с Максимом, я оказалась морально не готова.

Рука по инерции опустилась в сумку, быстро нашарила между сваленными в кучу карандашами, тетрадями и учебниками хвостик фольги и ловко вытянула очередную конфету. Вообще-то я давно собиралась выразить маме категорическое недовольство этими сладкими подачками, но постоянно забывала, а шоколад оказывался так кстати в свете последних событий, что порой, не находя конфету после очередного стресса, я не могла скрыть своего разочарования.

Вот и сейчас пальцы яростно сорвали золотистую обёртку и отправили в рот маленький шарик, ядро из фундука в шоколадной нуге, щедро присыпанной вафлей. Сладость растекалась по рту, совсем не успокаивая нервы, как раньше. Более того, даже такое количество сахара не могло перебить стойкое ощущение горечи разочарования.

— Давай лучше поговорим здесь, — предложила я, оглянувшись по сторонам и убедившись, что все непосредственно прилегающие к нашему месту столы опустели. И какого чёрта на прошлой перемене коридор был девственно пуст, потакая импульсивным порывам одного самовлюблённого засранца?

— Слушай, я… Я даже не знаю, с чего начать. Это так волнительно, — призналась Натка, нещадно сминая и разрывая попавшийся под руку ластик. Её взгляд воровато бегал из стороны в сторону, избегая именно моего лица, что указывало то ли на охватившее её чувство стыда, то ли на попытку соврать. — Ты сможешь сходить со мной в гости к одним ребятам сегодня, после уроков? Мать не отпустила бы меня одну, и я сказала ей, что ты со мной.

— К каким ребятам? — осторожно уточнила я, пытаясь припомнить, чтобы хоть раз до этого слышала о каких-то запретах со стороны родителей Наташи. Это каждый мой шаг сопровождался пристальным контролем, пока все знакомые мне сверстники беспрепятственно отдыхали, веселились и строили личную жизнь.

— Там будет мой парень. Я вас познакомлю. Он очень… крутой, — мечтательно вздохнула Колесова, а на её щеках появился лёгкий румянец. Я же, кажется, даже рот открыла от удивления, чуть не подавившись обильной слюной с привкусом шоколада.

— Ты не говорила, что с кем-то встречаешься.

— Мы вместе уже много лет. Просто он уезжал и сейчас ненадолго вернулся в Россию, и я не могу пропустить возможность увидеться с ним. Прошу тебя, Поля! Ты моя единственная надежда, — костлявые пальцы подруги до боли сжали предплечье, а её маниакальный блестящий взгляд вызывал ощущение нарастающей тревоги. Паззл не просто не желал складываться в голове, ему не хватало множества центральных деталей, которые Ната явно намеренно не собиралась мне выкладывать.

— А почему твоя мама против?

— Он просто… старше меня. Всего на два года, ты не думай, ничего такого, — мне показалось, будто до слуха донёсся скрип, с которым прокручивались шестерёнки в её голове в попытке придумать достаточно убедительное объяснение и при этом не спугнуть меня. — Мы начинали встречаться ещё пять лет назад. Он и тогда был популярным красавчиком, по которому все девчонки сохли, к тому же, из очень богатой семьи. Знаешь, поэтому просто никто не верил, что между нами может быть что-то настоящее, искренние чувства. А они были. И есть, Поля, они есть! Он здесь всего на неделю, и очень хочет увидеть меня, прежде чем вернётся обратно в Англию. Если ты не пойдёшь со мной, я просто выключу телефон и сбегу одна!

Я оторопела, наблюдая, как замешательство и смущение медленно перетекли в фанатичное восхищение, почти мечтательный экстаз на её заострённом и будто осунувшемся за последнюю неделю лице, а потом закончились приступом внезапной ярости, направленной именно на меня. Я не узнавала ту Наташу, с которой дружила, от которой всегда получала поддержку и защиту; нет, её кто-то подменил на измождённое, затравленное и обозлившееся на весь мир существо, готовое кусать, разрывать, обгладывать до костей протягиваемую навстречу руку только из-за нерешительной медлительности совершаемого движения.

— Я схожу, Наташ. Конечно же, я схожу с тобой, мне просто было интересно узнать… ну, обо всём, — лепетала я, думая только о том, что нужно как можно скорее добраться до Риты и расспросить её обо всём.

— Только никому ничего не говори, ладно? И Рите тоже. Просто им всем по личным причинам не нравится Ян, — передёрнув плечами, будто скидывала чьё-то нежелательное прикосновение, она заметно притихла, поверив в мою искренность. Мне становилось тошно от своей наглой лжи, но расползающийся внутри живота страх поглаживал своими липкими лапами, убеждая, что так нужно.

***

Наташа буквально захватила меня в заложники, первую же попытку выскочить из кабинета прервав цепкой хваткой своей ладони на моём запястье и грубо выплюнутым «куда это ты собралась?», поставившим меня в абсолютный тупик. В итоге, пробормотав что-то нечленораздельное про две кружки кофе на завтрак, я была учтиво отконвоирована подругой прямо до кабинки туалета и обратно до нашего стола. Тогда мне впервые пришла мысль о том, что пора бы носить телефон в кармане, а не оставлять его в сумке, ведь тогда я смогла бы хотя бы в туалете написать Марго несколько сообщений и попросить совета.