Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аморе миа
Муфлоны наступают
Рубедо
Пантенол
Троянский пёс
Каркаде
Терактор
Ебенишады
Эспандер
Не смейся над индейцем
Запах
Фанера
Бладхаунд
Амвон
Мертвые не потеют
Плюшевая челюсть
Мамлюки
Соль
Патроны
Розенкрейцер
Скотобаза
Кишка Тонка
Солярка
Пиза
3,14
Членовредители
Пять тамагочи
Команданте
Асмодей
Коллоидные волки
Москитос
Ньютон спит
Калий
АПЧХИ
Мирказолил
Яблочные уши
Апорт
Босх, ау!
Надфиль
Цветовое пятно
Кецалькоатль
Емэйл
Анатомический театр
Урарту
Громозека
ЗАГС
Умри живым
Тремоло
Лом Партизанос
Навылет
Отдай мое сердце
Гамлет
ДонХуаны
Синие кхмеры
Вертикальный пол
Мазафака
VZASOS
Скелетоны
Фанерные Бомбардировщики
Бойцы наугад
Топлесс
Газенваген
Серое белое
Упорные фермопилы
Метазстазы
Инфант Миокарда
Мнемотехник
Валидол
Гастарбайтере
Можнолежа
Нежные Штурмбанфюреры
Вырвиглаз
Яд Виго
Мцырить!
Муки карликов
Пятый инсульт
Лопата
Анахронизм
Инъяз
Ананасы Гагарина
Супер-Пупер
Фигасе
Мэйнстрим
Негабарит
Дубовое эхо
Пилотаж
Зажигалки
Превед!
Песня
Раздавалась веселая песня: «Я не хочу быть лучше всех, я хочу быть собой». Ефросинья испугалась гитары, и ей стало жалко музыки. Рецепт пения был простым и гласил: «Чтобы получилась песня, надо соединить несколько составляющих: мелодию и слова. У мелодии есть ритм и звуковысотность. У слов есть гласные, согласные и несогласные. Неправильно говорить, что в музыке только семь нот — на самом деле их бесконечное количество. Каждый звук совершенно неповторим. Скорость изложения песен не должна быть очень большой. Если рояль прикусит вам пальцы, это не со зла. У него хищные зубы, так как он питается музыкой, а музыка скоромна». Ефросинья попробовала запеть — получилось очень странно. Она открыла сборник «Осмогласие» и прочитала, что на пение надо получить благословение в церкви у ближайшего батюшки. Она надела блузку, но забыла про юбку. К спине прилипла чья-то печаль, а она не заметила подвоха и вошла под религиозные своды. На стене висело предупреждение: «Босиком во срам Божий не входить». Службы уже не было, нищие посмотрели с презрением на ее подаяние, с арки упал кусочек побелки, а церковный голубь обкакал ей плечо. Две старательно монашествующих в углу прихожанки зашипели на ее слишком хорошую осанку и красивые нош. Ефросинья поняла, что дело нечисто. От священника громко пахло причастным вином, она робко спросила, можно ли ей петь. Он вздохнул, оглянулся, посмотрел на часы и неохотно пригласил ее исповедоваться. Она не вспомнила ни единого греха, и это ему очень не понравилось. Тогда он стал расспрашивать, с кем она живет, где работает и чем питается. На все вопросы ответом было «не знаю», «нигде» и «чем попало». Оказалось, грехом является всё, начиная от любви и кончая едой. Считалось греховным, что она запросто разговаривала с собаками, не подвязывала красоту благочестивым платочком, не замечала постов, молилась своими словами и называла Бога разными именами. Итого, получалось, что она пользовалась речью не по праву и закону. «Таких как ты, нельзя допускать к пению, — сделал священник внезапный вывод, морщась от боли в желудке. — Сама погибаешь и других за собой тянешь. Кто погряз в грехах, не может позволить себе быть источником звука. Совершенно не доказано, что молитвы своими словами доходят по тому адресу, который надо, — добавил он и огрел ее по голове крестом. — За эго полагается одна секунда геенны огненной!» Староста вырвал у нее из рук крестное знамение, свечная старушка пнула за то, что она поставила свечку не в тот подсвечник, который лично ей удобно убирать. Стало понятно, что Ефросинья вообще не достойна заходить в храм. Туда принимали только тех, кто правильно себя вел.
А она спала в одной постели с подушкой, не заключив с ней публичный договор вечной верности. Танцевала не как выучено, а как хотелось сию секунду. Пела не по нотам, а просто так. Без разрешения пользовалась третьим глазом и слишком много видела. Со всех сторон это выглядело ненадежным.
Мертвые мысли
«Никогда не ешь натощак», — вот что гласила фреска на хлебе, изготовленном в церковной лавке.
Ефросинья выделила из своего бюджета несколько серебряных монет и ни на что их не потратила.
Очень свежие мысли лежали на прилавке и стоили недорого.
— Где вы их ловите? — спросила Ефросинья у продавца.
Он рассмеялся, показав отсутствие каждого второго зуба, и произнес по слогам:
— Браконьерствуем понемножку. Сеть в небо — и улов наш! Пошел косяк — у нас полный шок_ол_ад.
Ефросинья ужаснулась такому жестокому способу. Ведь мысль — она же рождается, растет, куда-то двигается… И вдруг на ее пути эта ужасная ловля! Ей стало жутковато и жалко мыслей.
Они были свежими, но уже мертвыми. Что можно сделать с мертвой мыслью? Разве что закинуть в суп. Но не страшно ли есть суп из мертвых мыслей, если они только что бегали? Ефросинья с опаской глянула на продавца и попросила его выйти из здания. Суровый как полотно, он сделал пустое лицо, на котором не было даже носа, и произнес что-то нехорошее. Но они уже говорили на разных языках.
Воробушек
Ефросинья собирала дырки с неба и плакала сладким. Случайно укусила звук и поняла, что всё это ей снится. И можно петь как угодно, например так воро-обушек!