Или же не было вообще никаких последних слов?

* * *

Как так получилось, что мы упустили друг друга из вида? Дом для народа есть Дом для народа…[36] И теперь ксенофобия достигла рекордной планки. Давно уже стену одного из домов в Бандхагене украшает лозунг: «Швеция для шведов», и до сих пор никто не удосужился смыть эти каракули. Не в последнюю очередь потому, что ответственные за чистоту дома люди разделяют эту точку зрения. Сегодня стало особенно трудно разобраться, кто есть кто.

* * *

По адресу, который сообщила нам Лиза Сведберг, в спешке покидая квартиру Бирка, располагается кирпичный дом на четыре семьи. Фасад, по-видимому, был задуман как бежевый, но со временем сырость и городская копоть сделали его грязно-желтым.

У ворот черная «Вольво» с регистрационным номером JAG 737. На крыше одиноко крутится синяя «мигалка». Рядом сине-белая патрульная машина. Ее передние дверцы распахнуты, что придает ей сходство с парящей птицей. Из ворот выходят Дан Ларссон и Пер Лейфби. Первый читает что-то в блокноте, второй тянет из бутылки через соломинку сок «Фестис».

– Черт…

Понятия не имея, что на уме у Бирка, выхожу из машины следом за ним.

– Что здесь произошло?

Громкий голос Габриэля заставляет Ларссона поднять глаза от блокнота.

Бирк повторяет вопрос.

– Она лежит наверху.

Грубоватый смоландский говор Лейфби действует на меня как удар током.

– Кто?

– Эта… Сведберг… – Он смотрит в блокнот. – Лиза… Родилась, согласно досье…

– Она жива?

Лейфби выпускает изо рта соломинку, пялится недоуменно, как будто не совсем меня понимает.

– Честно говоря, не думаю, – наконец признается он.

– И почему вы уходите?

– Ею уже занимаются… какой-то мужчина в костюме. А нам нужно оцепить дом.

– То есть мужчина в костюме… – задумчиво повторяет Бирк. – Так? Я правильно тебя понял?

Лейфби снова припадает к соломинке, с шумом втягивает «Фестис».

– Именно так… На нем деловой костюм.

– И этого, вы считаете, достаточно, чтобы оставить его одного на месте преступления?

– Он из СЭПО, – вмешивается в разговор Ларссон и делает большие глаза.

– Оцепляйте дом, – ворчит Бирк.

* * *

Мы оставляем обувь в подъезде. Нужная нам квартира располагается на втором этаже; судя по табличке, на двери в ней проживает некто «Лундин». При виде знакомых красных сапожек в тесной прихожей у меня щемит сердце.

Уже здесь в воздухе витает запах смерти.

– Похоже, это случилось вчера, – замечаю я.

– Здесь следы, – предупреждает Бирк. – Отпечатки ног по всему полу… Осторожней.

Слева – ванная. Справа – кухня с горой немытой посуды в мойке и грязным стаканом на скамье. Прямо перед нами – еще две комнаты, примерно одинаковой площади. Одна оказывается спальней, другая – гостиной, с темно-коричневым книжным шкафом, диваном и креслами напротив телевизора. Здесь довольно низкие потолки. На полу – пластиковый палас, выцветший от времени и кое-где подпорченный сигаретным пеплом.

На диване подушка и покрывало, там кто-то спал. На полу, между книжным шкафом и ночным столиком, лежит Лиза Сведберг. На ней просторная блуза, без бюстгальтера, тренировочные брюки и толстые шерстяные носки. Уставленные в потолок глаза закрыты. Блуза пропиталась кровью, сквозь ткань на груди просматриваются три пулевых отверстия.

Рядом с Лизой Сведберг сидит на корточках наш старый знакомый.

– А, это вы… – Гофман поднимается нам навстречу. – Прошу простить за грубость, но какого черта вы здесь делаете?

Пока Бирк сбивчиво излагает предысторию нашего появления в квартире Лизы Сведберг, Гофман недоуменно крутит головой, как будто не может вспомнить, куда положил свою шляпу.

– Когда поступил звонок? – спрашивает его Габриэль.

– Четверть часа назад. Почтальона насторожил запах в подъезде. Домохозяйка – маленькая параноидальная ведьма, она и сообщила в полицию. Ларссон и Лейфби решили, что и им есть здесь чем поживиться, поэтому тоже подъехали. Хотя их район, кажется, Худдинге…

– Именно Худдинге, – подтверждает Бирк. – Так это Ларссон и Лейфби увидели ее первыми?

– Они. – Гофман разминает свои музыкальные пальцы, прячет руки в карманы.

– Застрелена. – Бирк переводит взгляд на Лизу Сведберг. – Тремя выстрелами в упор.

– Похоже на то.

Гофман обходит тело кругом, и мне кажется, что вместе с ним движется вся комната.

– Три попадания, по крайней мере. Нужно поискать, нет ли в квартире других пуль. – Он вытаскивает из кармана правую руку, изображает пальцами пистолет: – Один, два, три… Похоже, он стоял где-то здесь.

– На пороге отпечатки обуви, – говорит Бирк.

– Да? – Гофман вскидывает голову, как будто голос Бирка пробуждает его из глубокого раздумья. – Возможно, возможно… Из револьвера, похоже, да? Гильз я, во всяком случае, не вижу.

– Убийца мог подобрать их и унести с собой, – говорю я.

– Возможно, но в таком случае он располагал массой времени, что редко бывает с убийцами на месте преступления.

– У нее не было ни малейшего шанса.

– Как оно обычно и бывает с жертвами преднамеренного убийства.

– Надо опросить соседей, – предлагаю я. – Что, если кто-нибуь из них что-нибудь слышал…

– Да… – рассеянно соглашается Гофман и достает из кармана мобильник. – Такое вполне возможно… Криминалисты уже в пути.

– Позовите Маркстрёма и Халла, – советует Бирк.

– Разве они не из округа Сити?

– Они опрашивают соседей лучше всех. И сейчас оба на службе.

Гофман прикладывает трубку к уху. Представляется невидимому собеседнику Давидом Сандстрёмом из округа Сёдер.

– Черт знает что… – бормочет Бирк.

– Она что, жила здесь? – спрашиваю я.

– Перед тем как ты подошел, она говорила, что постоянно меняет квартиры. Постоянного жилья у Лизы Сведберг не было. Последнее время она жила здесь, у девушки по имени Аннели Лунден. Та как будто уехала надолго и путешествует где-то в Восточной Азии. Мы, конечно, проверим, но похоже на правду. Кроме Лунден, у Лизы была подруга на Дёбельнсгатан, у которой она время от времени ночевала. Я наводил справки и о семье самой Сведберг, но узнал не так много. Родители, во всяком случае, живут в Сёдертэлье. Собственно, сама она родом оттуда.

– А список правонарушений?