и краем глаза заметила, что к моему креслу потянулся народ.

Неужели все так хорошо понимают русский?

Или слово «попа» — интернациональное?

Натка отошла от экрана, повернулась спиной и продемонстрировала мне прелестную тугую попу, обтянутую джинсовыми шортиками. Мужчина на соседнем кресле почти положил мне голову на плечо, другие жадно заглядывали сзади.

Вот маньяки!

Брысь!

— Ну как? — со страхом спросила Натка.

— Доча, ты, действительно, слон! — педагогично заметила я. — Набрала, по крайней мере, два килограмма. Немедленно прекрати жрать всякую гадость!

— Вот! Я знала, я знала! А Мишка, подлец: ой, да ты ни капельки не поправилась, ой, да ты красивая! Правды не добьёшься. Хорошо, что ты мне сказала.

— Кто ещё о тебе позаботится, как не мамочка, — вздохнула я. — Прекрати жрать!

— А чего звонишь? Соскучилась?

— Нет, то есть, да, конечно. Время оставалось перед посадкой. О, вот уже объявили!

— Беги, мам. Пока, целую!

21. Строптивая наследница

Понадобилось семь минут — пока я спускалась по трапу самолёта, ехала в автобусе и шла по мокрому асфальту к зданию аэропорта — чтобы окоченеть. Из ледяной тьмы, расцвеченной сверкающими каплями дождя, в толпе таких же озябших спин, я нырнула в зал прилёта. Настя — крупная, яркая, с гривой вьющихся каштановых волос — держала в руках шерстяной палантин и неизменный стакан горячего кофе.

Она тут же начала укутывать меня.

— Приветик, путешественница! Умчалась в свой Париж в одном плащике. А у нас едва ли не снег!

— Привет, — простучала в ответ моя челюсть, а я с подозрением уставилась на подругу.

Как она вокруг меня прыгает!

Но почему?

Это услужливость подчинённой или искренняя забота настоящего друга?

— Что? — испуганно посмотрела на меня Настя.

За год нашего сотрудничества она накопила богатый негативный опыт общения с нервной начальницей и теперь всего боится. Я всегда чем-то недовольна. И как потом выясняется — вполне справедливо!

— Нормально слетала? — тонким заискивающим голоском спросила Настя. — Все вопросы утрясли с Шарлоттой?

— Угу.

— Ты так внезапно улетела!

— Надеюсь, ты без меня не напортачила?

— В принципе, всё отлично.

— В принципе? — нахмурилась я.

— Если мелкие недоработки. Но всё можно исправить.

— Что можно исправить?! — взвилась я. — Скажи мне сразу, что ты натворила?

— Криозамораживатели не пришли, — осторожно сообщила Настя. — Для репродуктивной клиники.

— Вот чёрт!

— Директор клиники в бешенстве.

— Я тоже. Это был пробный заказ, и мы облажались. Теперь можно не рассчитывать на долгое и выгодное сотрудничество.

— Но я не виновата!

— Придётся завтра звонить в клинику, объясняться.

— Я уже объяснялась изо всех сил, но директор там какой-то… неуравновешенный.

— Ладно, позвоню ему завтра.

— Но это ещё не всё, — опустив глаза, чуть слышно произнесла Настя.

Я молча испепелила её взглядом.

— Транспортные накладные для Тюмени…

— Что опять?! Ты же их переделала!

— Хотя я их и откорректировала после твоей истери… твоего замечания… но, всё-таки, каким-то невероятным образом одна… то есть… четыре ошибочки туда закрались… И надо же… На посту к водителю прикопались. Груз задержали на семьдесят два часа. Вот же фигня, согласись! Сколько раз мы отправляли оборудование с липовыми накладными, и никто ничего не проверял… А тут… Машина стоит в Ишиме… Даже не знаю, как так получилось. Я же перепроверила сто пятьдесят раз.

— Настя, я тебя убью, — глухо пообещала я.

— Завтра утром отправлю в Ишим нормальные документы. Не переживай, это не смертельно, я всё исправлю!

— Да что ты за человек такой?!

Хотела бы я знать!

Кто она на самом деле?

Я пристально посмотрела на помощницу. Та старательно изображала невинность, мол, подумаешь, ерунда какая, слегка напортачила. Тугие розовые щёки, мерцающие карие глаза — не понять, что таится в их глубине.

А если это она переехала машиной любимую тётушку?

Вот эта улыбчивая аппетитная толстушка. Взяла и размазала по асфальту — отомстила за издевательства… Нет, не могу в это поверить.

Но вдруг?

А теперь она выбрала новую цель — свою зловредную начальницу. И будет долго-долго копить обиды, будет терпеть мои наезды и оскорбления, упиваясь собственным унижением… Чтобы в один прекрасный день, всё хорошенько просчитав, с хрустом, как мокрицу, раздавить меня автомобилем!

— Прости, Леночка, — прокряхтела сзади Настя. Она за мной не успевала. Подгоняемая неприятными мыслями, я неслась по стоянке. — Прости! Это больше не повторится! Я буду очень внимательна! Буду проверять по двадцать раз! Не обижайся, прошу тебя!

…Красная «тойота» поджидала на разрисованной полосками и стрелками парковке. Мокрый асфальт, отражая огни жёлтых прожекторов, переливался в темноте, как расплавленное золото.

Едва сев за руль, Настя привычно расслабилась, перестала суетиться, её движения стали спокойными и уверенными. Мотор нежно заурчал, словно пригревшийся ласковый котяра.

Мы неслись в темноте, преследуя красные огни впереди идущей машины.

— А чем вообще занимался Леонар Бриссон?

Настя, вероятно, удивилась моему вопросу, но она была рада уйти от темы испорченных накладных и потерянных криозамораживателей.

— Да чем он занимался? Болел!

— А до того, как заболел?

— Работал в какой-то компании управленцем… Изабель мне говорила, но я не помню. Я особо не вникала.

— А Изабель? Она вникала?

— Тоже не очень.

— Но как же так? Она же считала себя бизнес-леди и сама постоянно что-то затевала. А дела мужа её не волновали?

— Вот именно. Ей хватало собственной лихорадочной деятельности. О, Изабеллушка была лихая предпринимательница. Постоянно устраивала цирк с конями.

— Мне она слёту впарила партию бракованного оборудования.

— Вот-вот, — вздохнула Настя. — Чудесные времена. Изабель была жива. И Леонар тогда ещё тоже… Очень приятный мужчина… Всего два раза с ним виделась, а впечатлений — на всю жизнь. Завалил меня комплиментами и подарками. Надарил шарфов, часов, шкатулок… Все очень изящное, дорогое… Он так на меня смотрел…

— Как?

— Ну, так…

— Как на малышку? — подсказала я.

— Точно! На меня всегда все смотрят, как на бегемота. А Леонар смотрел, словно я была маленькая девочка.

— Он ведь был в два раза тебя старше. Так, наверное, в детстве смотрел на тебя отец?

— О-о… Да! Лена, ты буквально читаешь мои мысли. Ты можешь быть чуткой, когда захочешь. Но гораздо чаще ты бываешь фурией.

— Не отвлекайся. Мы говорим о Леонаре.

— Чудесный был старик. А как он любил Изабель!

— А она его так же сильно любила?

— Не думаю. Наверное, поменьше.

— Если бы сильно любила, не сбегала бы от него каждый месяц в Россию.

— Она не сбегала! — обиделась Настя. — Не так-то легко день и ночь сидеть у постели умирающего. Изабель требовалась разрядка.

— Она выглядела довольно весёлой, когда мы с ней встречались. Вовсе не убивалась из-за того, что муж того гляди