Томми пожал плечами. Он распахнул дверь и крикнул вниз:

— Уильям, тебе нравится мятный шнапс?

Тот поднял закоптелую бровь и посмотрел на хозяина лестницы с подозрением.

— А вы что-то против скотча имеете?

— Нет-нет, я не хочу нарушить твою дисциплину. Я просто думал о более сбалансированной диете. Ну, разные пищевые группы, понимаешь.

— Я сегодня ел суп и пиво, — ответил Уильям.

— Тогда ладно.

— От шнапса я пукаю мятой. Чет пугается.

Томми повернулся к Джоди и покачал головой.

— Извини, не получится — у него мятная флатуленция. — И снова Уильяму: — Тогда ладно, Уильям, мне к женщинке пора. Тебе что-нибудь нужно? Еду, одеяло, зубную щетку, влажную салфетку освежиться?

— Не, у меня порядок. — И Уильям продемонстрировал квинту «Джонни Уокера» с черной этикеткой.

— Как Чет?

— У него стресс. Мы только что узнали — нашего друга Сэмми убили в отеле на Одиннадцатой. — Чет поднял голову и оглядел лестницу скорбными кошачьими глазами — они у него, похоже, такие были теперь всегда. С тех пор как его побрили.

— Жаль слышать, — сказал Томми.

— Ну. И на Рождество к тому ж, — продолжал Уильям. — А вчера ночью через дорогу шлюху грохнули — и опять так же. Шею свернули. Сэмми-то болел, так себе на номер раскошелился на праздники. Засранцы его прямо в постели и убили. Вот и как после этого.

Томми понятия не имел, что после чего как, поэтому сказал только:

— Печально. А почему стресс у Чета, а у тебя нет?

— Чет не пьет.

— А, конечно. Ну ладно, веселого, ребята, вам Рождества.

— И тебе, — ответил Уильям, подняв бутылку в тосте. — А рождественских премиальных случаем не перепадет, раз я теперь штатный сотрудник?

— Ты что-то себе хочешь?

— Очень хотелось бы на голые сиськи рыжей глянуть.

Томми повернулся к Джоди, и та покачала головой с крайне решительным видом.

— Извини, — сказал Томми Уильяму. — Давай лучше новый свитер Чету?

Уильям нахмурился.

— С Хозяином не поторгуешься, да? — Отхлебнул из бутылки и отвернулся от Томми, будто ему настоятельно потребовалось что-то обсудить со своим огромным бритым котом, а начальство ему без разницы.

— Ну и ладно, — сказал Томми. Закрыл дверь и вернулся к кухонной стойке. — Я — Хозяин, — широко ухмыльнулся он.

— Мама тобой очень бы гордилась, — сказала Джоди. — Нам надо с Илией разобраться.

— Сначала своей позвони. А он, раз столько ждал, никуда все равно не денется.

Джоди встала, обошла стойку и взяла Томми за руку.

— Миленький, мне нужно, чтобы ты воспроизвел у себя в голове все, что тебе только что сказал Уильям. Только очень медленно.

— Я знаю. Я — Хо-зя-ин.

— Да нет. Про то, что его другу свернули шею, тот болел, а потом еще кого-то убили и там тоже свернули шею. Спорим, она тоже болела. Не похоже на то, что мы и раньше видели?

— Боже мой, — произнес Томми.

— Ага. — Джоди поднесла его руку к губам и поцеловала костяшки пальцев. — Я куртку надену, а ты пока взбей себе мозги немножко, ладно? Нам предстоит прогулка.

— Боже мой, ты готова на что угодно, лишь бы маме не звонить.

В Районе Залива он лучше всех закладывал мячи в корзину одной рукой и в ту ночь перед Рождеством у себя во дворе заложил подряд шестьдесят четыре. Мяч ему оставил под деревом папа — новенький кожаный «сполдинг». А вот и шестьдесят семь подряд, даже не присев ни разу и пиво не расплескав. Личный рекорд у него был — семьдесят два попадания, и он бы его побил, если б его не утащили в кусты убивать.

Джефф Мёрри был не самым смышленым из Животных, да и не самым породистым, но в смысле потенциала для расточительства равных ему просто не было. Все старшие классы он блистал как мощный баскетбольный нападающий, и после школы ему предложили бесплатный билет в Беркли; поговаривали даже, что через пару лет в колледже он уйдет в профессионалы. Но Джефф решил произвести впечатление на свою подружку с выпускного тем, что ему якобы хватит вертикальной тяги перескочить движущийся автомобиль.

Обсчитался Джефф ненамного. Он бы перепрыгнул эту машину, если б перед этим атлетическим подвигом не выпил почти весь ящик пива, а высота транспортного средства не была бы дополнена восемью дюймами стойки с мигалками. Стойка-то и поймала Джеффа за левую кроссовку — и заставила описать четверное сальто в воздухе, после которого он приземлился на шпагат, будто какой-нибудь Джеймс Браун. Он был почти уверен, что колено у него в эту сторону гнуться не может, и бригада врачей впоследствии с этим вынуждена была согласиться. С тех пор он носил шину, а вот в состязательный баскетбол сыграть ему больше не довелось. Хотя в уличный он месился одной рукой за всю хуйню и наверняка стал бы чемпионом, если б не это несвоевременное убийство в кустах.

Новый кожаный мяч ему очень нравился, хотя Джефф знал, что на асфальте им лучше не играть и особенно так поздно вечером: его дриблинг может нервировать соседей.

Он жил над гаражом в Коровьем Распадке, и по его улице влажными клочьями несло туман, поэтому стук мяча звучал одиноко и зловеще, но никто не жаловался. Рождество же — если у несчастного ублюдка в приятелях одна корзина, нужно как-то по особому сердца не иметь, чтоб вызывать полицию. На улицу свернула машина; голубые галогенки вспороли туман, как клинки, и погасли. Джефф прищурился, но что за машина — не разобрал. Остановилась от него в двух домах, темная.

Он повернулся, чтобы залудить свой рекордный бросок, но машина отвлекла его — он слишком закрутил мяч, и тот выскочил из кольца. Джефф загнал его к можжевельнику у ворот гаража, но не поймал, лишь задел кончиками пальцев, и мяч укатился в кусты. Джефф поставил пиво на дорожку и полез за ним… ну, в общем, вы поняли.

Фрэнсис Ивлин Страуд сняла трубку после второго звонка, как поступала обычно — как пристойно было поступать.

— Алло.

— Привет, мам, это Джоди. С Рождеством тебя.

— И тебя, дорогая. Ты звонишь довольно поздно.

— Я знаю, мам. Собиралась раньше, но у меня тут это. — «Я сама была это», — подумала Джоди.

— Это? Ну разумеется. Ты получила пакет, который я тебе отправила?

Наверняка что-то дорогое и совершенно неуместное — кашемировый деловой костюм или что-нибудь в ломаную клеточку или елочку, такое носят только академические матроны или заслуженные шпионки в крепких туфлях с отравленными дротиками в каблуках. И Мамаша Страуд отправила это на старый адрес.