В темноте закрытых век я почти физически почувствовала, как на захоронение ступила нога Косы. Скорее от необходимости сделать хоть что-то, мысленно сжала скользнувшую где-то на границе сознания неосязаемую некромантскую печать.

   И дернула ее, ломая.

   Лицо обдало землей, взвившейся столбом. Почти в тот же миг распахнула глаза, но вопль Косы, взорвавший воздух, уже стих в мучительном стоне.

   Нежить, горевшая особой яростью именно к мужчинам, убийцам, выместила всю накопившуюся злость на наемнике, так кстати оказавшегося рядом в момент ее освобождения.

   Его тело пронзило множество костлявых рук, с ненавистью разрывая. Кровь несчастного, уже умерщвленного, но еще терзаемого конвульсией, брызнула на лицо, залила платье, окропила нежную белую кожу у декольте.

   Я, всхлипывая, поползла прочь, со смесью ужаса и отвращения слыша, как умертвия ломают Косе хребет.

   Устав ползти, с трудом встала, оперлась на здоровую ногу и стволы деревьев, преодолела еще десяток метров. Снова упала и снова поползла прочь, как можно дальше от этого места, ползла столько, сколько смогла.

   Наконец, прижавшись спиной к толстому шершавому стволу, разрыдалась навзрыд. Боль в ноге, едва адреналин схлынул, усилилась в разы.

   Я до сих чувствовала нежить, но она, вдоволь отпировав, с урчанием улеглась обратно в ту землю, которая все эти годы была ей тюрьмой. Мертвые обрели временное облегчение. Сейчас я им неинтересна, пока им хватило и расправы над Косой.

   Каким бы человеком он ни был, никто не заслуживает такой ужасной смерти.

   Я утерла слезы и совершенно четко поняла, что никуда не дойду. Что не имею ни малейшего представления в какой стороне осталась карета, и где мой дом.

   Нет, рано или поздно меня найдут. Как найдут и поле тлена с двумя разложившимися трупами около экипажа. Как найдут захоронение жертв маньяка, которое я распечатала. Даже если не погибну в лесу, Инквизиция не может не заинтересоваться случившимся, поэтому сожжение на костре будет лишь вопросом времени.

   И я ничего не могу c этим поделать.

   Накатила невыносимая слабость, и я с покорностью закрыла глаза. Вдруг стало совсем безразлично, что будет дальше.

   Спасительное забытье медленно окутало мягкими щупальцами и затянуло в темноту.

Резкий запах нюхательной соли заставил поднять как никогда тяжелые веки.

   Почему-то не сразу, а постепенно, словно все мои способности к восприятию возвращались поэтапно, я смогла ощутить боль в правой лодыжке, притупившуюся, но все равно остающуюся на самой грани терпимого. Кроме боли, тело мучала чудовищная слабость.

   И еще холод. Как же невыносимо холодно…

   Чьи-то пальцы скользнули по моей щеке и отвели упавшие на глаза пряди волос из растрепавшейся прически. Я моргнула, с трудом фокусируясь на картинке.

   — Вы?.. — пробормотала, пытаясь отстранится, но дерево за моей спиной не позволило этого сделать.

   — Не вижу особой радости на вашем лице. Впрочем, на другое я и не рассчитывал.

   Золотистые волосы, убранные черной лентой в низкий хвост, благородный высокий лоб, тонкие скулы и легкая горбинка на носу, — господин Энтон Корре собственной персоной сидел подле меня, убирая в сумку флакончик с солью. Рядом мерно плясал тускло горящий светоч.

   — Ну и делов вы тут наворотили, Кларисса, — проговорил он, перехватил мой взгляд и легко ухмыльнулся.

   — Откуда вы здесь?.. — дыханье так резко сперло, что я едва смогла выдавить из себя несколько простых слов.

   — Как и вы, я провел большую часть этого вечера у Темпичей, — Энтон заговорил таким тоном, словно мы пересеклись на рауте и вели приятный светский разговор. — И, если бы не полученная мной информация о практически свершившемся покушении на одну молодую особу, я бы и сейчас продолжал пить чудное вино и развлекать милых пустоголовых дам. Впрочем, говорят, лесные прогулки полезны для легких. И если бы не вы, я бы в ближайшее время вряд ли имел удовольствие бродить в подобном месте…

    Я рассмеялась, глухо и нервно.

   — Издевайтесь надо мной?..

   — Ничуть, — блеснул белыми зубами Энтон, — Не возражайте, если я осмотрю вашу лодыжку? ... Вы, кажется, истекайте кровь, моя дорогая.

   Кровью?..

   Я опустила взгляд, но рассмотреть, что там внизу с моей ногой, не вышло. Я хотела привстать, но Корре меня остановил.

   — Сидите. Кажется, вы уже и так вдоволь набегались, когда уводили одного несчастного бедолагу к логову мертвячек. Прелестный ход, Кларисса, более чем уверен, что именно он помог сохранить вам жизнь. Для выплеска такого количества смертоносной энергии, который вы совершили у кареты, вы не могли не опустошить весь свой запас сил, я прав?.. Все-таки, вы начинающая...

    Я, буквально открыв рот, в беспомощном страхе и оцепенении смотрела на него.

   — Кто… кто же вы такой?..

   — Я с вами на одной стороне, Кларисса, можете не волноваться. А теперь, если хотите еще когда-нибудь станцевать на балу, — не дергайтесь, и я смогу помочь.

   Его пальцы коснулись застежек на туфле раненой ноги, с которыми он справился за пару секунд. Когда Энтон дотронулся до источника моей непрекращающейся пульсирующей боли, я закусила губу, стараясь не закричать.

   — Так у вас действительно есть медицинское образование?.. — простонала я.

   — В каком-то смысле, дорогая Кларисса. Во всяком случае, анатомия — мой конек, смею вас заверить.

   В иной ситуации я бы сделала все что угодно, лишь бы этот человек, вызывающий лишь глубочайшую неприязнь, даже не приблизился бы ко мне, но сейчас я была готова принять помощь от любого, кто ее предложит. Даже от наглого лицемерного мерзавца, встреча с которым по определению не могла сулить ничего хорошего.

   Энтон зачем-то сунул мне в руки чистый носовой платок, который извлек из кармана.

   — Сейчас будет очень больно, но нужно вправлять, никуда не денешься, — предупредил меня господин Корре. — Возьмите платок в зубы, иначе ваши крики услышат у Темпичей.

   От полной безысходности я повиновалась, и через мгновение ткань под зубами заскрипела, а глаза наполнились слезами.

   Боль была подобна тому, как если бы Корре вогнал длинный раскаленный гвоздь мне в лодыжку. В самый пик сознание едва не угасло, и я с трудом вынырнула из почти затянувшего меня омута, впиваясь сведенными судорогой пальцами в собственные ладони.

   Энтон, наконец, отпустил мою ступню, прерывая пытку, а затем извлек из сумки продолговатый бутылек. Темно-бордовая, странной густоты жидкость хлынула на рану.

   Болезненные ощущения резко отступили. Кожа вокруг раны легко зазудела.