– Надо же, а я и подумать не мог, что променя говорят все люди. Не слушай никого, понятно?

– Понятно.

– Люди любят языками без толку чесать, нато они и люди…

Мы зашли в тускло освещенный зал, где нас снаигранной радостью встретили официанты, и сели за столик на двоих. Я огляделадовольно уютный, небольшой зал и уставилась на пламя свечи, стоявшей посерединенашего столика.

– Ты знаешь, мне кажется, здесь как-тотемновато.

– Ты меня видишь? – Гера обнажил вулыбке свои белоснежные зубы.

– Вижу.

– Значит, здесь достаточно светло.

Гера сделал заказ и, как только официантпринес нам бутылку красного вина, торжественно протянул мне бокал.

– Ну что, Татьяна… За встречу и за твоеосвобождение.

– За встречу.

Я сделала глоток вина, наклонилась к Ворону инедоверчиво спросила:

– И что, ни один человек с улицы не можетзайти сюда?

– Ни один.

– Но почему?

– Потому что для человека с улицы полноразличных уличных кафе.

– А кто же тогда сюда ходит?

– Я.

– И все? – я махнула головой всторону мужчин, сидевших за столиком у стены. – Но ведь мы здесь не одни…

– Сюда хожу я и люди, ко мнеприближенные.

– И все?

– Почти все. Сюда ходят те, кого я хочуздесь видеть.

– Выходит, что это твое собственное кафе?

– Нет. Я же не бизнесмен.

– Тогда что же все это означает?

– А то, что в этом кафе хотят всегда менявидеть и могут создать мне все условия для комфортного и полноценногоотдыха, – как-то загадочно сказал Ворон.

Допив свой бокал до самого дна, я вновьнаклонилась к Ворону и все так же тихо спросила:

– Гера, скажи, а тяжело так жить?

– Как? – не понял моего вопросаГера.

– Ну так, как ты…

– А ты знаешь, как я живу?

– Я догадываюсь.

– Я живу совершенно спокойной, обычной инормальной жизнью. Может быть, немного не такой жизнью, как живут тысячи моихсограждан, но только немного. Тяжело было жить так, как я жил в молодости.

– А как ты жил в молодости? Ты считаешьсебя старым?

– Совсем нет. Я считаю себя зрелым. Я мужчинав самом расцвете сил и лет.

Гера рассмеялся и налег на салат.

– Я не люблю вспоминать, как я жил вмолодости. Жилось мне очень непросто и совсем не сладко. Но человек такустроен, что он ко всему привыкает, и даже к такой жизни тоже.

– К какой именно жизни?

– К несладкой, – уточнил Гера.

– Можно подумать, она бывает сладкой.

– Не скажи. У некоторых вся жизнь вшоколаде.

– Никогда не встречала таких людей.

– Еще встретишь.

– И к чему же тебе пришлось привыкнуть вмолодости? Или это секрет?

– Это не секрет. Мне пришлось привыкнутьк тому, что я был вынужден довольно часто менять квартиры. Хотя бы раз в двамесяца. Я вынужден был это делать в целях конспирации. Знаешь, это довольносложно жить, не имея своего постоянного угла. Ни постоянного угла, ни постоянныхвещей. В этой жизни мне вообще нельзя было иметь ничего постоянного. Дажепостоянную женщину.

– Почему?

– Потому, что если бы я имел постояннуюженщину, то она была бы подвержена риску не меньше меня. Семья в криминальноммире считается слабым местом, а я не хочу, чтобы у меня были слабые места.

– А теперь у тебя есть что-нибудьпостоянное?

– Есть. Только не что-нибудь, акто-нибудь. У меня есть постоянная женщина.

– Поздравляю. И кто же она?

– Эта женщина ты.

Я в упор посмотрела на Геру и процедила сквозьзубы:

– Мне кажется, что это неудачная шутка.

– Выходит, что у тебя напрочь отсутствуетчувство юмора. Так вот, я не договорил. Во времена моей молодости мне пришлосьочень несладко. Девчонок у меня было полно, и ты знаешь, я всегда был щедрым. Яумел благодарить за каждую ночь, за каждое мгновение. Если девчонкапонравилась, то я обязательно подарю ей костюм от Нины Риччи, Армани или отВерсаче. За бугор их катал, только шум стоял. Хочешь – тебе Испания, хочешь –Италия, а хочешь – будет тебе Париж. А в основном вся моя молодость прошла вказино. Даже страшно подумать, сколько я там денег спустил…

– А как же стрелки, разборки,перестрелки? Или у тебя тоже вся жизнь была в шоколаде?

– Татьяна, ты, наверно, каких-то боевиковначиталась.

– Но ведь твои ранения откуда-товзялись… – Я поняла, что Ворон просто не хочет говорить мне правду.

– Я случайно попал в перестрелку, –рассмеялся Ворон и подлил мне вина.

– А разве в перестрелку можно попастьслучайно?! Еще скажи, что ты шел мимо, смотришь, стреляют, и тебедосталось. – Я заметила, что бокал Ворона полон до краев, как и в прошлыйраз, он опять ничего не пил. – А почему ты не пьешь?

– Ты же знаешь, что я не пью. Но еслихочешь, я смогу составить тебе компанию. Я могу выпить сок.

– Но за нашу встречу-то можно выпить…

– Ну, если только за встречу.

Ворон отпил из своего бокала небольшой глотоки одарил меня обаятельной улыбкой.

– И все же, как ты получил свои ранения?

– Зачем тебе это нужно?

– Любопытство.

– Я никогда не отвечаю на вопросы радичужого любопытства.

– Хорошо. Мне это интересно чистопо-человечески.

– Ты хочешь, чтобы я ответил тебе чистопо-человечески?

– Хочу.

– А ты не боишься знать то, что тебе ненужно?

– Как это?

– Я имел в виду, не боишься ли ты владетьчужой информацией?