— Ты что молчишь? — рассердился Киреев.

Медников, не оглядываясь, сказал:

— Молодец Галя, что прогнала тебя. Мне, знаешь, тоже не очень радостно от твоего прихода.

— Ну и черт с тобой! Я уйду! Уйду!

Медников даже не шелохнулся и только по стуку двери понял, что Киреев и в самом деле ушел.

11

Галино письмо было доставлено в Москву и попало в канцелярию Министра обороны.

Пожилой полковник с аккуратно причесанными черными седеющими волосами, изо дня в день читающий множество всевозможных жалоб и запросов, и это письмо начал читать с обычным профессиональным вниманием, не проявляя интереса ни к стилю, ни к чувству пишущего, стараясь поскорее схватить суть дела. Быстро пробежав глазами письмо, он вернулся к первой странице и теперь уже медленно прочитал еще раз с первой до последней строки. С сомнением показал удивившее его послание другому, очевидно старшему по должности, полковнику.

— Взгляните, Евгений Иванович.

— Что такое?

— Начало можно опустить, а вот здесь прочтите. О каком-то фантастическом полете на реактивном истребителе. По-моему, этого не может быть.

Евгений Иванович сначала прочел указанное место насчет полета под мостом, но так же, как и его коллега, вернулся к первой странице и прочитал письмо от начала до конца.

— Да, действительно какая-то фантазия. И пишет девушка, влюбленная, просит за молодого летчика. Очень искренний тон. Реактивный самолет пролетел под аркой моста. Невероятно...

— Я, правда, не специалист в авиации, все же сомневаюсь, ничего подобного не приходилось слышать.

— Попробуем что-нибудь узнать, — сказал Евгений Иванович. — Очень искреннее, кажется, письмо.

Он снял трубку и позвонил в Управление Военно-Воздушных Сил знакомому генералу. Прочитал по телефону из письма те строки, в которых говорилось о полете, и спросил, возможно ли это.

— Невероятно, но такой факт имел место, — забасил в трубку генерал из ВВС. — Откуда письмо?

Евгений Иванович взглянул на конверт.

— Из города С.

— Совершенно верно. А фамилия летчика?

— Лейтенант Медников.

— Точно. Об этом случае мы получили подробное донесение из округа.

— И какое принято решение?

— Приготовлен доклад главному маршалу. Ждем его возвращения.

— Летчик допущен к полетам?

— Да нет, отстранен.

— Благодарю вас, — сказал Евгений Иванович. — Мне все ясно.

Он положил трубку, но письма из рук не выпускал.

— Значит, факт? — спросил полковник с седеющими волосами. — Серьезное дело? Чудеса!

— Думаю, лучше доложить об этом письме министру. Оставьте у меня, я выберу время.

Дня через два Евгению Ивановичу выпала возможность зайти с докладом к министру.

Министр был немолодой человек, с утомленным лицом. Заслуженный человек, дважды Герой Советского Союза, он был из тех людей, которые отдали армии всею свою жизнь, прошли тернистый и славный путь. Длинна была его дорога к министерскому кабинету, и начало ее уходило к далеким временам первой мировой войны. Он строил Красную Армию, воевал против фашизма в Испании. Во второй мировой войне был среди славной когорты советских полководцев. Одним словом, военный министр был старый, бывалый солдат.

Выслушав короткий рассказ полковника о чрезвычайном случае с летчиком-истребителем, министр зорко взглянул на Евгения Ивановича через стекла очков.

— На реактивном истребителе пролетел под мостом? — переспросил он. — Вы, наверное, что-нибудь напутали?

— Никак нет, товарищ маршал. Все точно.

— А ну покажите письмо.

Министр взял письмо. По мере того как он читал, с его лица как бы сходили утомленность и хмурость, он даже поудобнее откинулся на широкую спинку кресла и добродушно покрякивал. Неподдельное волнение, горячность и искренность молодого чувства, которым дышало каждое слово письма, тронули сердце старого солдата. Девушка никак не могла смириться с тем, что ее жених, молодой летчик, совершивший, с ее точки зрения, отважный поступок, несправедливо наказан. Она умоляла министра вмешаться в это дело и решить все по справедливости...

Кончив читать, министр мягко улыбнулся.

— Счастливый человек, — сказал он, снимая очки.

— Кто, извините?

— Да этот летчик. Вас, полковник, когда-нибудь так любили? Позавидуешь.

Полковник застенчиво улыбнулся.

Министр опять взял в руки письмо.

— А не вранье это?

— Никак нет. Я лично проверял у генерала Дорогина. Все факты соответствуют действительности. В ВВС получен по этому делу рапорт командующего округом.

— И что решено?

— Пока никакого решения, подготовлен доклад главному маршалу. Говорят, такой исключительный случай, никто не берет на себя ответственность, а главный маршал, вы знаете, в отъезде...

К министру снова вернулись озабоченность и усталость.

— От моего имени прикажите генералу Дорогину немедленно явиться ко мне со всеми документами.

— Слушаюсь, товарищ маршал. Сию минуту позвоню.

Генерал Дорогин явился к министру взволнованный и несколько растерянный. Громко поздоровался, сбивчиво начал докладывать:

— Товарищ маршал, по вашему приказанию...

— Давайте-ка сюда дело. Садитесь, — перебил его министр. — Вы проверяли факты?

— Все точно, товарищ маршал, — доложил генерал, продолжая стоять по стойке «смирно» и теряясь в догадках, чем все это обернется.

Министр внимательно прочитал все документы, ни разу не взглянув на генерала и не задав ни одного вопроса. Кончил читать, потянулся к чернильнице за ручкой и бросил на генерала короткий взгляд исподлобья.

— Летчик все еще под арестом?

— По сегодняшним сведениям из округа, да.

— Надо же так, — покачал головой министр. — Горячая голова, молодое сердце. Решил постоять за честь офицера... Нам, старикам, только и приходится ворчать да учить осторожности, а молодежь дерзает. Может, не всегда разумно, однако и не бесполезно. — И на первом листе дела летчика Медникова он неторопливо, четким и разборчивым почерком написал:

«Офицера пожурить. К полетам допустить».

КТО НЕ БОИТСЯ МОЛНИЙ

Арифметика и коньки

Сашина парта стояла возле окна, и он хорошо видел школьный двор, усыпанный снегом и обнесенный серой бетонной оградой. От ворот медленно продвигался дворник с широкой лопатой в руках — расчищал дорожку. Подбрасываемые им