подошел вплотную к французским войскам, – возразил Польшаков. – Груши же немного отстал.

– Это неважно, – вздохнул Осадчий, – французы не сразу побежали. – Кроме того, видите, как ускоряется корпус Груши? Вперед пошла кавалерия.

Год 1815. К ночи все было кончено. Английская армия была разбита и отступила, вместе с ней бежали и прусские войска. Французы отдыхали после тяжелого сражения. Израненные, изнуренные солдаты брели вдоль дороги, приветствуя радостными криками одинокую фигуру, темным пятном выделявшуюся на фоне яркого костра. Солдаты приветствовали своего императора.

Прошло уже около часа после того, как стало ясно, что битву при Ватерлоо выиграл Наполеон. Теперь, когда операция была закончена, наступило чувство расслабленности. Члены комиссии сидели и вполголоса трепались.

– Веллингтон разбит, разбиты и мы, – грустно сказал Осадчий.

– Да, провел нас мальчишка, – согласился Варежкин.

– А я был уверен, что ничего у него не получится, – признался Евтушенко. – Думал, что мы его обложим со всех сторон.

– Жизнь – это не фильм, молодой человек, – наставительно сказал Осадчий. – Мы все сделали верно, но нам не повезло.

– Это точно, – согласился Польшаков. – Удача самый важный ингредиент успеха. Она даже важнее ума.

– Что же теперь? – спросил Евтушенко. – Сейчас мы начнем верить, что Наполеон величайший гений всех времен и народов?

– Кстати, – щелкнул пальцами Варежкин, – давайте проверим, насколько изменилась… политическая обстановка.

– Возможно, для этого нужно время, – неуверенно сказал Осадчий.

– Нет, нет, это должно произойти практически сразу, – возразил Павлов и внезапно кинулся к столику в углу, на котором стоял компьютер, защелкал клавишами. – Новости, Франция… Страна продолжает оставаться на семьдесят восьмом месте…

– Фух, – облегчено выдохнул Варежкин. – Кто-то что-то понимает?

Внезапно Осадчий захохотал. Все с изумлением смотрели на профессора, а он заходился смехом, словно помешанный.

– Что с вами? – спросил Варежкин, когда раскаты смеха стали тише.

– Простите меня, – сипло сказал Осадчий, – ох-хо-хо. Это нервное. Мы – кучка безмозглых ослов! Ну с чего мы решили, что битва при Ватерлоо окончательно и бесповоротно изменит карту Европы? Наполеон мог проиграть очередную битву через два дня и преспокойно отправиться на Святую Елену!

– Верно, – задумчиво сказал Павлов, садясь на стол. – Союзные войска только начали развертывать свои силы, Наполеон был обречен… Оказывается, течение Хроноса не так-то просто изменить.

Зазвонил чей-то мобильный. Осадчий поднял трубку, но, видимо, он не смог разобрать того, что говорил собеседник, потому что морщился и, наконец, включил динамик. Тотчас же кабинет наполнился звуками громкого восторженного голоса.

– Ты представляешь, это же уму непостижимо! – кричала трубка. – Наполеон выиграл битву при Ватерлоо, но англичане и прочие фальсифицировали результаты сражения! Я еду в Париж на международную конференцию, там нам дадут ознакомиться с секретными архивами! Марк, ты можешь себе представить! Это сенсация!..

– Да, я представляю, – бесцветным голосом сказал Осадчий. – Желаю успеха.

Запиликал мобильный Польшакова. Следователь виновато посмотрел на Варежкина:

– Третий звонок за сегодня.

– Конечно, – кивнул Варежкин, – наша миссия фактически окончена.

Польшаков отошел в угол и поднес телефон к уху. Через несколько секунд он опустил руку с телефоном и вернулся к остальным. Все сразу заметили, что постоянно невозмутимое лицо следователя тронула гримаса боли.

– Что-то случилось? – испуганно спросил Осадчий. – Простите за бестактность, но за день мы так сблизились…

– Племянница, – устало сказал Польшаков. – Сердечный приступ, умерла, не дождавшись скорой.

– Какой ужас, – тихо сказал Павлов. – Она болела?

– Никогда. Ей было всего двадцать лет, спортсменка-биатлонистка.

Прошло три дня. Рано утром Павлову позвонил Варежкин, предупредил, что скоро приедет. Павлов ответил, что он будет на месте. Закончив разговор, руководитель проекта достал сигареты и закурил. Он докуривал третью сигарету, когда в дверь постучали. Варежкин, понял Павлов и, быстро перекрестившись, сам открыл дверь.

– Доброе утро, Валерий Андреевич.

– Доброе, Ефим Петрович. Если оно для нас доброе.

– Да, решение правительства должно вас огорчить. Решено закрыть ваш проект и заморозить все исследования.

Павлов устало потер лоб.

– Сейчас, когда перед нами открылись такие перспективы, когда мы узнали, что течение Хроноса тяжело изменить…

– Общего события, но не частного, – тихо возразил Варежкин. – Валерий Андреевич, мы насчитали около ста тысяч внешне здоровых людей, скоропостижно скончавшихся в тот день. Диагнозы разные, но есть предположение, что это потомки тех, кто выпал из нового исторического русла.

– Ох, – вздохнул Павлов, – понимаю. Но все равно не могу смириться. Поставьте надежную охрану, оцепите нас тройным кольцом…

Под пристальным взглядом первого заместителя начальника Службы Безопасности он смешался и замолчал. Варежкин сделал паузу и медленно заговорил, отчеканивая каждое слово:

– Валерий Андреевич, вы же понимаете, что любые меры не гарантируют стопроцентной безопасности в случае очередной попытки изменить течение времени. Мы не можем рисковать, просто не имеем права.

Чувство долга

Он вышел из лаборатории, высокий, жилистый блондин с прямым носом и высоким лбом. Он стремительно прошелся по коридору, поздоровался с посетителем, широко раскрыл дверь своего кабинета и сделал приглашающий жест.

– Прошу! Входите, садитесь.

– Благодарю вас, – невысокий, плотный шатен лет двадцати пяти с приветливым выражением лица поднялся со стула, чтобы пересесть на другой, ничем не отличающийся от первого.

Тем не менее разница между стулом в коридоре и стулом в кабинете главврача огромна, подумал посетитель, и сам улыбнулся своим мыслям. Тем временем врач отдал какое-то распоряжение проходившей мимо сестре, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

– Простите, что заставил вас ждать, – с искренним сожалением сказал он.

– Пустяки, – улыбнулся посетитель, – я даже не успел соскучиться.

– Тогда приступим к делу. Вы господин Анжело?

– Нет, господин Стоун, – вежливо улыбнулся посетитель, – меня зовут Мишель Андерс, я из системы правопорядка, юго–западный филиал.

Лицо доктора утратило выражение любезности.

– Чем же я заинтересовал ваше ведомство?

– Прыгуны, – коротко ответил Андерс.

Лицо доктора стало каменным.

– К сожалению, я вчера весь вечер был занят, и у меня не хватило времени поразмыслить и связать звонок профессора Беловича с вашим визитом. Тем более что мой ответ профессору был недвусмысленно ясен.

Андерс снова улыбнулся и дружелюбно, с оттенком фамильярности сказал:

– Знаете, док, разговоры по видеофону всегда оставляют вероятность, что тебя не так поняли, не оценили всех перспектив, так сказать. Вот я и решил навестить вас лично.

Доктор Стоун полез в карман за сигаретами, не торопясь вынул длинную тонкую трубочку («Звездный дождь», определил Андерс) и закурил. Мальчишка, подумал Стоун во время этой выигранной паузы, сидит с самодовольной улыбкой и радуется. Ему нравится должность, которую он занимает, своя значимость и весомость. Жизнь еще не показывала ему зубы, а возможно, и не покажет. Впрочем, тебе какое до него дело. Управление безопасности желает иметь с тобой дело, доктор Стоун, несмотря на твое нежелание.