– Ты в курсе, какое действие оказывает на человеческую психику инфразвук? Не передумал?

Оплей сжал зубы и закрыл глаза, все его тело заметно напряглось, словно перед ударом. Кассид почувствовал омерзение к самому себе. Но он твердо намеревался убраться с внешника, чего бы это ему ни стоило…

– Кассид, остановись. – Жемчужное лицо кассионийки озарилось изнутри красноватым оттенком, Алайн одним резким движением встала с кресла, светящееся облако волос живописно взметнулось вокруг головы и плеч и снова опало, беспокойно покачиваясь. В сиреневых глазах, обращенных к торговцу, сверкнул гнев. – Ты никогда не сдаешься, а, дядюшка?

– В чем дело, Алайн? – Торговец нахмурился. – Мы же договорились…

– Подожди, Кассид. – Алайн не повышала голос, но прозвучал он весьма требовательно. Затем она повернулась к полицейскому, и взгляд ее заметно смягчился. – Эроу, послушай меня. Помнишь, когда мы познакомились, ты рассказывал о своей семье?

Соктианин медленно разомкнул зажмуренные веки. Кассид ожидал увидеть ненависть в его глазах, но увидел лишь растерянность.

– Это вам не поможет. Не думал, что ты на такое способна, Алайн…

Кассионийка порывисто шагнула к Эроу, наклонилась и положила ладонь на его плечо, сжала пальцы, встряхнула совсем не с женской силой, словно отбрасывая обвинение, и проникновенно заговорила:

– Да подожди ты. Никого из твоих мы и пальцем трогать не собираемся. Если бы у тебя были плохие отношения с родственниками, я не стала бы заводить этот разговор, но ты, по твоим же словам, любишь младшую сестру, гордишься старшим братом, тепло относишься к отцу… Я ничего не упустила? – взгляд бездонных сиреневых глаз кассионийки, казалось, погрузился в карие глаза полица, умоляюще и требовательно одновременно, да там и утонул, завяз. Пышные ресницы прямо-таки затрепетали от невысказанного волнения, щеки загорелись ярким румянцем, в доверительно приглушенном голосе проступили томные, многообещающие нотки. – Так вот, Эроу, милый, мы просим тебя о помощи. Кассид не бежит со своего корабля, и не проворачивает никаких сомнительных сделок, он пытается спасти экипаж своего внешника. Его люди остались на планете, из-за которой он и влетел в карантин здесь, на Сокте. И время дорого. Никто, кроме нас, не сможет им помочь. На полицейские и военные силы Коалиции в ближайшие несколько суток не приходится рассчитывать, и ты это знаешь. А для любого кассионийца его экипаж то же самое, что для обычных людей – семья. Что скажешь? Поможешь? И не смотри на Кассида, ничего его «скелетоны» тебе не сделают, он любит казаться грозным, но это лишь видимость.

Как же, видимость, мрачно усмехнулся Кассид.

Эроу Трап молчал с ошеломленным видом, не в силах оторвать взгляда от кассионийки. Секунды текли в никуда. Невосполнимые секунды.

Кассид шумно вздохнул:

– Хватит, Алайн. Я уважаю твое решение, оплей, но выбора ты мне не оставляешь…

– Ладно.

Кассид недоверчиво хмыкнул, покосился на Алайн с неподдельным уважением. Ее искусство обольщения сработало и на этот раз. Неужто этот упрямец согласился?

– Ладно, я помогу, – повторил капитан Эроу Трап. – Только вот что… Я не хотел бы объяснять своему начальству о причинах твоего исчезновения, Кассид. Алайн, все эти разговоры о вступлению в твою семью… я прекрасно понимаю, что это всего лишь игра… Но как насчет временного гостеприимства? Пока вы не закончите свои дела и ситуация с «Забулдыгой» не утрясется сама собой?

– Заметано. Милый, ты меня не разочаровал. Пусть считают, что ты у нас в заложниках. А мы уж как-нибудь с этим разберемся. И без справедливой компенсации тебя не оставим.

Алайн порывисто наклонилась и жарко поцеловала оплея в губы. Когда она выпрямилась, Эроу Трап улыбался. Улыбался той самой широкой, самоуверенной, белозубой улыбкой, с которой началось его знакомство с Кассидом.

– Что ж, тогда поехали, – сказал Эроу, вместе с креслом лихо разворачиваясь к пульту управления. – Предлагаю сесть поудобнее, возможны резкие маневры, у нас ведь, как я понял, маловато времени?

Ну, хоть что-то начинает получаться, устало подумал Кассид, опускаясь обратно на возмущенно закряхтевшее сиденье, чьи надежды расстаться с его тяжелой тушей не оправдались. Приглушенный лязг стыковочных механизмов, донесшихся по внутренним динамикам, нарастающий рев двигателей – все это прозвучало для него приятной музыкой, а вдавившее в спинку сиденья ускорение показалось по-домашнему комфортным, как никогда ранее.

Внешние видеосенсоры катера транслировали на виртуалку лоцмана стремительно удалявшийся прочь борт внешника. Игра света и теней в безвоздушном пространстве, как обычно, причудливо искажала внешний вид сложной конфигурации надстроек, казалось, что корабль состоит из деталей самых разнообразных форм и размеров, связанных друг с другом линиями и пятнами из провалов космической тьмы.

Дело сдвинулось с мертвой точки.

Но расслабляться еще рановато.

«Закрыть! Закрыть люк! Немедленно! – заорал Лимсей, вгоняя команду в управляющий блок шлюза.

В подземном пространстве огромного зала за воротами гулко грянули выстрелы, и прима-майор метнулся за металлическую створку, начавшую обратное движение. Но немного не успел. Реактивные пули со сверхпрочными сердечниками врезались в металл с таким оглушающим грохотом, что Лимсея буквально швырнуло на колени от боли. Из горла вырвался мучительный крик, он зажал ладонями уши – показалось, что лопнули барабанные перепонки. И тут же Лимсей завопил еще сильнее – сквозь тонкую как волос щель створок, за миг до того, как они сомкнулись, окончательно отрезав от врагов, ударило обжигающее пламя, полоснуло по лицу и груди. Кожа и волосы на голове мгновенно вспыхнули, в лицо словно вонзился раскаленный клинок, погружаясь в переносицу и разрывая правый глаз, лопнули губы, задымилась эмаль на раскаленных зубах, Лимсей судорожно вдохнул глоток раскаленного воздуха и в легких вспыхнул пожар…

Он очнулся через несколько минут, на каменном полу. Очнулся не по своей воле – о нем позаботился «лазутчик». Миниаптечка лоцмана истратила остатки ядреной смеси из боевого наркотика с регенерином, стараясь привести подопечного в сознание, и ей это удалось. Но средства оказалось слишком мало – лицо все еще пылало, хотя боль все же стала терпимой.

Почти не соображая, что делает, прима-майор со стоном поднялся на ноги. Его шатало, тело слушалось плохо. Он почти ничего не видел… Докторская утилита бесстрастно сообщила о повреждениях. Обширные ожоги лица, шеи и груди. Роговица правого глаза спеклась, левый почти цел, восстановление возможно в ближайшее время… Покалечили… покалечили, проклятые твари, жахнули плазмой… Нестерпимо хотелось коснуться лица руками, но он не решился, чувствуя, что это может плохо кончиться, вместо этого попытался выругаться вслух. Но едва язык шевельнулся, касаясь зубов, как боль с такой силой пронзила обе челюсти и горло, что прима-майор выгнулся дугой, едва не упав навзничь. Казалось, что вместо зубов остались лишь оголенные нервы.