— Яд... яд ещё нужно достать! — воскликнула Ливилла.

— У меня есть знакомые лекари, которые могут при желании приготовить яд. Но я должен продумать план, чтобы кесарь нас не заподозрил, — ответил Сеян. — Ты согласна действовать со мной заодно?

— Не знаю, — вздохнула Ливилла и, высвободив свои пальцы из руки Сеяна, отвернулась к окну. — Не знаю. Я уже давно не люблю Друза, но мне жаль убивать его. Как представлю, что он, несчастный, будет страдать от яда, который я ему дам... Не могу даже думать об этом...

— В таком случае прости, Ливилла. Но я вынужден с то бой расстаться, — отозвался Сеян холодно. — Будь счастлива с Друзом и забудь обо мне.

Она вновь заплакала, царапая ногтями простыни.

— Сеян, Сеян... Я ведь ещё не отказала тебе. Мне просто нужно время, чтобы перестать его жалеть!

— Время у тебя есть. Сейчас, сразу после моей с ним ссоры, я бы не рискнул причинить ему вред. Пусть пройдёт несколько месяцев... Я способен ждать своего часа долго.

Снова повернув к Сеяну своё прекрасное хмурое лицо, молодая женщина заключила его в объятия:

— Поверь, что ради тебя я согласна пойти на всё, что от меня зависит... Да, мне жаль Друза. Он такой наивный... Но если ты настаиваешь, я не могу тебе отказать. Для меня гораздо тяжелее расстаться с тобой, чем принять участие в убийстве бедного Друза.

— Мы вместе избавимся от него. А потом уже никто, даже кесарь, не встанет между нами, — и Сеян привлёк Ливиллу к своей груди.

Молодая женщина не сомневалась в его любви. Она была уверена, что как только им удастся избавиться от её мужа, Сеян немедленно разведётся с Апикатой.

Прежде Ливилле не приходилось сталкиваться человеческим коварством, она вообще плохо знала жизнь. Сеян пользовался её доверчивостью нагло, дерзко. С Апикатой он не хотел расставаться. Брак не мешал ему заводить любовниц и делать карьеру, и хотя он уже давно не любил жену, его устраивали те семейные отношения, что между ними сложились.

Поэтому в эту ночь Сеян принял для себя решение — едва Друз погибнет, он уйдёт от Ливиллы. А дальше, пусть сама выбирается из того положения, в котором окажется. Зная Ливиллу, Сеян не сомневался, что при желании она найдёт себе место при дворе.

Но всё это должно случиться не раньше, чем бдительность окружения кесаря утихнет. Убийство Друза было бы сейчас не только рискованным шагом, но и глупостью. Сеян приготовился выжидать подходящий момент для приведения в действие своего плана.

В Антиохии наместники Рима обычно всегда занимали дворец сирийского царя, правившего несколько сотен лет назад. Это было большое, красивое здание, над созданием которого потрудились лучшие зодчие. Дворец располагался в главном из четырёх кварталов Антиохии.

В те годы город, возведённый на реке Оронт, считался третьим по величине в государстве, уступая лишь Риму и Александрии египетской. Со всех сторон Антиохию окружала высокая мощная стена. В городе находился порт, куда по реке Оронт прибывали суда со всей Империи. Антиохия процветала за счёт торговли, поэтому здесь жило множество купцов. Кроме сирийцев и вторгшихся сюда лет сто назад римлян, захвативших город благодаря полководцу Помпею, население Антиохии составляли греки, армяне, евреи, персы и вавилоняне.

Прибыв в Сирию, Пизон сразу же расположился в огромной царской резиденции, чья роскошь привела его в восторг. Теперь он мог почти каждый день устраивать пиры, окружив себя богатством, почти равным богатству кесарей.

Через месяц после его прибытия в Антиохию до него вновь дошли слухи о Германике. Короновав царя Зенона Артакона, он во главе войска двинулся в Сирию. Его армянский поход завершился. После посещения Антиохии и ряда восточных провинций он собирался вернуться в Рим. Пизону говорили, что жена Германика. Агриппина во время путешествия родила ему ещё одну дочку и везла её с собой в Антиохию.

По случаю прибытия Германика Пизон хотел устроить пир, где и собирался дать ему яд. Расположившись на террасе, выходящей на площадь, подставив лицо потоку солнечных лучей, он раздумывал над предстоящим преступлением. Угрызения совести были ему чужды. Но он испытывал страх, что его участие в заговоре станет известно.

Выслав рабов и стражу, он велел привести к нему Планцину. Это она добыла в Риме отраву и ей предстояло решить — каким образом надёжнее скрыть следы преступления.

Лениво проследовав на террасу, Планцина облокотилась о перила. На ней была роскошная туника голубого цвета, вышитая по краям золотым орнаментом. В Антиохии она жила, как царица. Впервые за долгое время она даже перестала раскаиваться в том, что вышла замуж за Пизона. Раньше он казался ей всего лишь жалким ничтожеством. Но сейчас он превратился в ничтожество, наделённое властью.

— Что за отраву ты приготовила для нашего гостя? — спросил Пизон.

— Моя гадалка сделала яд, который вызывает действие, похожее на болезнь. Человек, принявший его, медленно угасает, — молвила Планцина равнодушно. — Мы дадим яд Германику во время пира.

— Но по обычаю пищу Германика будут пробовать рабы!

— Да, будут. Но я ведь уже сказала, что яд имеет медленное действие. Сразу он себя не проявит. Раб примет его почти одновременно с Германиком, и во время пира с обоими ничего не случится.

Всплеснув руками, Пизон радостно закивал головой:

— Это ты хорошо придумала, Планцина! Отравление все сочтут болезнью! Очень хитро!

— А знаешь, я вдруг предположила, что Агриппина может случайно заболеть вместе с мужем, — хихикнула Планцина.

Насторожившись, Пизон сдвинул брови.

— Нет! Кесарь не велел нам травить Агриппину! — воскликнул он.

— Неужели ты считаешь, что он будет возражать? Ливия её ненавидит!

— Я не хочу совершать то, о чём нас не просили! — огрызнулся Пизон. — Не забывай, что в будущем мы рассчитываем на поддержку кесаря.

— Как скажешь, — пожала полными плечами его жена. — Если ты возражаешь, я не стану травить Агриппину.

— Я не сомневаюсь в твоём благоразумии. Мы дадим яд лишь Германику. Больше никто не должен пострадать.

Насмешливо взглянув на Пизона, Планцина оттопырила нижнюю губу:

— А ты не испытываешь мук совести из-за того, что отравишь его у себя на пиру, коварно приняв как гостя? Ведь он спас нас на море, — заметила она.

— Разве меня когда-нибудь мучает совесть?! — захохотал Пизон и, схватив жену за талию, привлёк к себе. — Меня интересует только одно, Планцина! То, что, устранив Германика, мы исполним приказ кесаря и в качестве своей благодарности он оставит за мной должность наместника Сирии. Я и представить не мог, что когда-нибудь стану им, буду жить во дворце царей, есть из лучшей утвари, держать войско...

— А ты никогда не думал о том, что кесарь забудет о благодарности так же, как ты забыл о порядочности, воспользовавшись добротой Германика?