более невозможно, мы словно в могиле, – воскликнула Ягина. – Поверьте, я там бывала – никакого удовольствия. – Она махнула рукой, отгоняя нетопыря от Баюна, раздраженного любопытством крылана. – Александр Михайлович, давайте говорить хотя бы с вами. Спросите меня о чем-нибудь, вам наверняка многое интересно.

Александра подивилась неожиданному вниманию – она уже приготовилась всю дорогу проехать молча, исполняя роль не более значимую, чем саквояж или подушка, – но сейчас не имела духа отказать Ягине. Тем более что вопрос у нее имелся.

– Простите, Ягина Ивановна, – сказала она вполголоса, чтобы не мешать цесаревичу, – позволено ли мне поинтересоваться… Кем вы приходитесь его высочеству?

Ягина внимательно на нее посмотрела.

– Как вам кажется? – спросила она, так же понизив голос.

Александра еще раз оглядела обоих:

– Предположила бы, что между вами родство… ваше общение похоже на общение сестры и брата… – Она посмотрела на то, как Ягина улыбнулась, и спросила: – Это не так?

Ягина облокотилась на спинку, придвигаясь к Константину.

– Слышите, Костя, наш юный друг спрашивает, сестра ли я вам. Что скажете?

Константин нехотя оторвался от бумаг. Он посмотрел на Александру и заговорил терпеливо, словно выполняя каприз избалованного ребенка, которому проще подчиниться:

– Мы выросли вместе, все детство провели друг с другом. Возможно, это дает основания сказать, что мы брат и сестра… разве что не по крови.

– Не по крови? – ахнула Ягина. – А когда вам вздумалось подобрать брошенного матерью нетопыря и мы по очереди кормили его – это для вас уже ничего не значит? – Она повернула запястье, демонстрируя ряд бледных парных точек-шрамов. – Я оскорблена в лучших чувствах. Сколько я страдала!

Константин коротко хмыкнул:

– Раз уж мы меряемся причиненными друг другу детскими травмами, то смею вам напомнить об этом. – Он задрал рукав сюртука, расстегнул пуговицу на манжете и оголил предплечье. Там по белой матовой коже спиралью вился темный след, начинавшийся у запястья и уходивший под одежду. – Посылая меня снять с сосны ваше мяукающее чудовище, вы забыли упомянуть, что сосна живая и весьма недовольная…

– Однако тебе удалось с ней договориться!

– На мое счастье, она понимала по-немецки и тоже оказалась поклонницей Канта…

Они посмотрели друг на друга. Внешне между ними ничего не изменилось, Ягина глядела все так же с насмешкой, а Константин – с серьезностью, но Александра чувствовала, как между ними засверкала тонкая золотая нитка. Внутри немедленно потеплело.

– Ну а вы что же, – обратилась к ней Ягина, – один в семье?

– Нет, с братом, – ответила Александра. – И мы, признаться, тоже вечно всех спасали. Летом жили в деревне, там подбирали и брошенных ежей, и трехлапого лиса, и филина со сломанным крылом. Позже, правда, это увидела маменька и разогнала всех, утверждая, что от зверья одна грязь и болезни, а маленькому князю и вовсе не пристало с этим возиться… – Она кивнула на нетопыря: – Кажется, в Потусторонней России к подобным увлечениям относятся не столь строго?

– Мы были воспитаны гран-мама, – объяснила Ягина, – а она не чаяла в нас души и попустительствовала любым проказам. Видите ли, в этом и есть преимущество иметь матерей, которые либо сбегают от своего дитя…

– Матушка не сбежала, – резко поправил Константин, – ее одурманили…

– …либо считают само рождение оного дитя пятном на репутации и всячески противятся общению…

– Главнокомандующая не считает ваше рождение пятном, Ягина, – заметил Константин.

– Главнокомандующая? – не удержалась Александра. – Та самая?

Ягина усмехнулась. Бровь ее, та, что с кисточкой рыси, вздернулась. И Александра вспомнила, что, кажется, у Марьи Моровны была именно такая. А еще вспомнилась трость с круглым набалдашником – разве Главнокомандующая не прихрамывала едва заметно на левую ногу?

– Мне кажется, семейное сходство очевидно, – сказала Ягина. – Право, иногда думаешь, возможно, лучше и вовсе не знать своей матери, чем… – Она сделала неопределенный жест.

– Я не знаю своей настоящей матери, – мягко сказала Александра, – и поверьте, это не лучшая из судеб.

Они замолчали, каждый в своих мыслях. Константин вернулся к бумагам, Ягина гладила кота. Александра попробовала почесать ему за ухом, но он не позволил.

Однообразные виды за окном не сменялись, так же тянулись красноватые горы, дорога становилась все уже и все круче забирала то вправо, то влево. Карета и ее охрана ползли мухами, увязая в душном горячем воздухе, словно в меде. Александра почувствовала, как рубашка прилипла к лопаткам. Отчаянно захотелось расстегнуть ворот.

– Жарко, – согласилась с ней Ягина, обмахиваясь ладонью. – Река уже близко.

Константин поднял глаза, подергал платок на шее и вновь углубился в чтение. Ягина склонилась, заглядывая через его плечо.

– Расскажи-ка, мой милый, что там в твоей таинственной папке.

Константин отстранился.

– Вас это и вправду вряд ли заинтересует.

– Почем ты знаешь? Я с тех пор не только «Механические предложения» Козельского прочитала. А кроме того, ты же сам хочешь рассказать. Хочешь, и не убеждай меня в обратном. Если бы там в самом деле содержались великие секреты, ты упрятал бы их подальше, зная мою натуру. Тебе прекрасно известно, что я не из тех, кто сдается.

Константин потер пальцем выбритый подбородок, постучал по корешку папки.

– Обещайте мне две вещи. Во-первых, что никому не расскажете.

– Конечно, – согласилась Ягина. – А во-вторых?

– А во-вторых… обещайте мне… что удержитесь от насмешек и колкостей.

– Я приложу все усилия, мой милый. Итак, что там?

Константин выправил плечи.

– Я написал проект… хм… – Он задумался. Прочистил горло и смял пальцами золотистый шнур с вензелем «К. К.». Заметив, что дергает слишком сильно, расправил его и отпустил, но тут же, забывшись, принялся выкручивать снова. – Это проект конституции, который я намерен показать ее величеству. В нем я описываю права и свободы граждан, новую концепцию правительства, хм… Федеральное правление, так сказать… областные законодательные собрания, в некоторой мере…

Он замолчал, будто сомневаясь, следует ли ему говорить дальше.

– Исключительно интересно, – заверила Ягина. – Продолжай, сделай милость.

Лицо ее было серьезно, и Константин ободрился ее вниманием и своей речью. Кажется, он впервые проговаривал эти мысли вслух и еще более воодушевлялся их правотой.

– Хорошо, – сказал он сквозь скрываемое волнение. – В таком случае… вот здесь. – Он перелистнул бумаги и, найдя нужную страницу, принялся водить длинным белым пальцем и отстукивать им по особенно важным, по его мнению, словам, задавая собственной речи ритм бодрой мазурки. – Это… это предложение сделать из Потусторонней России конституционную монархию… С разделением власти на законодательную, исполнительную и судебную. И двумя палатами… Так-так, сейчас… вот здесь, послушайте: «Потусторонний народ есть свободный и независимый…», да-да, независимый, понимаете? «…Слепое повиновение древности может быть основано только на страхе, опыт всех народов доказывает – самодержавие и единовластие