Жанна закрыла глаза — она уже слышала победный звон французского оружия, ее солдаты под знаменем Девы уже брали приступом Мариньи, затем шли на запад и штурмовали Клеруа, а за ним Ла Венет, обходным маневром уходили на северо-восток и бросались на Кудан…

— Мариньи наш! Жанна, слышишь, наш! — кричал скакавший рядом с ней д’Олон.

Напор французов оказался стремительным и беспощадным. Деревня была взята разом — накрыта одной волной. Ворота разлетелись в щепы от выстрелов двух бомбард. Частокол был невысоким. Лучников у бургундцев в Мариньи было немного. Потери французов оказались незначительными. Застигнутые врасплох бургундцы капитана де Нуаэля еще оказывали сопротивление в разных уголках деревни, но были обречены.

Этот майский рассвет, свежий и теплый, был насквозь пропитан бургундской кровью!

Выбиваемые из домов, бургундцы высыпали наружу. Кто-то, самый отважный, отбивался. Другие бежали, куда глаза глядят.

Жанна, д’Олон и знаменосец неслись по деревенским улочкам. Во время одной из стычек они разделились с другими рыцарями. Белое полотнище, усыпанное золотыми лилиями, а поверх — залитое грязью и кровью, билось над их головами.

— Да здравствует Франция! — высоко подняв меч, кричала Жанна. Словно сам ветер подхватил и теперь нес ее. Их тройку видели издалека, и этот полет вдохновлял ее солдат. Он давал им ярость, ожесточенность, силу. Несколько раз меч Жанны и ее оруженосца настигали убегающих вдоль улиц бургундцев. Попоны лошадей и латы были обрызганы кровью. Кровью были покрыты лезвия мечей. Жанна знала, что победила, и задыхалась от переполнявшего ее чувства. Сердце бешено стучало — ей казалось, она одним желанием может двигать горы!

…Арбалетчик натягивал тетиву, глядя, как на него по узкой деревенской улочке несутся три всадника — французы! Последний — знаменосец. Но бургундец, заряжая смертоносное оружие, то и дело поднимал голову на одного из них — первого, рыцаря в ладном доспехе, похожего на юношу, в ярко-алой накидке, сверкавшей золотом в первых лучах утреннего солнца, и с мечом в руках, отведенным в сторону для скорого замаха.

Всадники все ближе. Топот копыт. Крики погибающих его товарищей за спиной — во дворе дома. И всадник — впереди. Вестник смерти. Сама смерть. Топот уже оглушает его. Вот тетива натянута, он поднимает арбалет. «Берегись, Жанна!» — слышит он окрик второго всадника, тоже с занесенным мечом. Этот крик тонет в других звуках. Но прицелиться он не успевает. Прямой золотой луч взмывает над ним и рассекает воздух. Бургундца нет. Арбалет падает из мертвых рук, выпущенная стрела пролетает между ног лошади и уходит в кустарник, уже обрызганный чьей-то кровью.

Жанне кажется, что мир замедляет ход. Голова бургундца плывет в воздухе, переворачивается, окропляя все фонтанчиками алых брызг, и точно мячик отлетает к забору. Обезглавленное туловище, уродливое, бухается в придорожную пыль. И эта пыль, куда направлена часть изуродованной шеи, немедленно становится бурой жижей…

— Жанна, осторожно! — крикнул д’Олон. — Бургундцы!

Из дома сразу за арбалетчиком, высыпают еще шесть солдат, вооруженных копьями и алебардами. Но они не ожидают нападения трех рыцарей. Белое знамя бьется на весеннем ветру, грозные мечи пущены в дело. Одному бургундцу д’Олон разрубает шлем, другому рассекает руку. Копье третьего пронзает брюхо коня Жана д’Олона, конь падает на задние ноги, но Жанна ударом меча убивает копейщика. Конь Жанны, только что казавшийся ей облаком, что двигается едва-едва, как пух одуванчика на легком ветерке, теперь, огненный и неприступный, вертится вокруг своей оси, а она ловко орудует мечом, пытаясь сделать много дел — обезопасить себя, своего оруженосца и сокрушить врага. Четвертый бургундец не знает — бежать или сражаться, и выбирает последнее: держа топор в обеих руках, он намеревается, как мясник бычка, разделать Жана д’Олона, который вывалился из седла на землю и запутался в стремени, но и его настигает меч Жанны. Пятый пытается подрубить ноги коню Жанны. Шестому мечом в свободной руке рассекает лицо знаменосец, не подпуская врага к штандарту.

Все шестеро бургундцев убиты. Тут подоспевают свои — они-то и выбили неприятеля из дома. Последний, раненый, корчится на земле, закрывая окровавленное лицо, но девушка приказывает солдатам:

— Добейте его!

И один из ее воинов, высоко подняв меч, исступленно пронзает врага. Только сейчас Жанна понимает, как она огрубела! Закалилась в боях — сказали бы Ксентрай и Ла Ир. Но она-то знала правду! Кровь для нее стала водой. Крики погибающих, как порывы ветра. Смерть — только частью жизни. Последней. Без таинств и скорби.

Ее солдат вырвал из спины убитого бургундца меч, преданно улыбнулся своему капитану. Жанна опустила голову, ничего не сказала. Бог рассудит! Сейчас важно только одно — битва. И победа. Конь Жана д’Олона смертельно ранен — брюхо распорото широким лезвием копья, но животное пытается встать. Припав на колено и поклонившись боевому товарищу, д’Олон с силой бьет мечом в грудь животного, и когда оно затихает, лихо садится за спину Жанны, она пришпоривает Ястреба, и они, втроем, под белым знаменем, мчатся дальше — через Мариньи, через всю деревню, где режут бургундцев, где кровью врага так обильно полита земля, что так раскисает под ногами; они летят вперед — найти д’Олону лошадь, продолжать бой и стремительное наступление…

Громы и молнии в Мариньи разбудили Клеруа и Ла Венет. Всем было ясно — французы атаковали ближайший к Компьену форт. Монтгомери в Ла Венете поспешно строил ряды английских лучников, Жан Люксембург спешно поднимал конницу, чтобы одним броском достичь Мариньи и помочь капитану Нуаэлю. Хотя, подсказывала графу интуиция, с Мариньи кончено. Послав гонца в Кудан, где расквартировались основные силы бургундцев на этой стороне Уазы, Жан Люксембург выступил с пятьюстами всадниками на Мариньи. Пехота должна была следовать по пятам, к тому же сроку туда подойдут и англичане, решил он. Он попытается сдержать напор французов, копейщики, арбалетчики и английские лучники, подоспев, поддержат его.

Еще будет видно, кто победит в этой схватке!

Когда Мариньи было вычищено, бургундцы втоптаны в землю и Жанна строили ряды, чтобы вдоль Уазы следовать на Клеруа, от означенной деревни уже двигалось в ее сторону войско Жана Люксембурга.

Жанна и Ксентрай, возглавлявшие ряды конных рыцарей, переглянулись. Худшие предположения оправдывались — бой был услышан, и враг быстро сориентировался. Если поднялся Клеруа, то можно ожидать и удара в спину — от лучников Монтгомери. А был еще и Кудан!..

— Черт! — вырвалось у верного капитана Девы. — Черт! Черт!

— Попроси лучше милости у Бога! — бросила ему Жанна. — Солдаты, — встав на стременах, она обернулась на рыцарей, оруженосцев и простых ратников, — бейтесь так, как вы бились бы в последний раз! Ничего не бойтесь! Я буду с вами до конца! Мы накажем бургундцев и проклятых годонов! Вперед!

Рыцарская конница Жанны, взрывая копытами весеннее поле, летела вдоль Уазы — на темную массу бургундцев впереди, тоже двигавшуюся вперед. Они столкнулись в полумили от Мариньи — копье на копье, меч на меч. Солдат у Жанны было немногим больше, они уже были разгорячены недавней битвой, залиты кровью, и они стали побеждать, теснить рыцарей Жана Люксембурга, еще полчаса назад мирно спавших, и тогда с севера, со стороны Кудана появилось другое бургундское воинство, под командованием капитана де Креки.