— Я могла убить тебя, д’Олон, — хрипло пробормотала она.

Это было в Санлисе, десятого мая. Во сне она вновь переживала стычку с Франке из Арраса. Вновь стальной шар, покрытый шипами, свистел у ее головы, и вновь она рассекала его запястье своим мечом.

— Ты спишь с мечом — почему?

Она никому не говорила о том, что узнала во рву под Мелёном. А ведь не проходило ни дня, чтобы вновь и вновь она не слышала этот глухой и раскатистый голос: «Ты должна знать — тебя ждут испытания! Тебя ждет плен, Жанна!» Он возвращался к ней и повторял: «Покорно прими все, что выпадет на твою долю, не ропщи…» Она молилась, чтобы голос ушел, но ему не было дела до ее просьб. «Скоро, — говорил он, — ждать осталось недолго…» Он не просто так возвращается к ней, решила Жанна. Он предупреждает ее! Она должна помнить, не забывать. Но если и ждет ее плен, то лишь по одной причине: предательство!

Жан д’Олон все еще держал ее за руку, в которой она сжимала свой меч. Наконец она стряхнула его руку.

— Что тебе? Говори.

— Англичане высадились в Кале и теперь продвигаются к Парижу. Они привезли с собой мальчишку — Генриха Шестого.

— Что?! Это правда?

— Да, у них несколько тысяч солдат. Бургундцы опять вступили с ними в сговор. Часть англичан останется под Компьеном.

Жанна покачала головой:

— Я говорила ему, что так будет…

— Говорила — кому?

— Нашему королю. Моему брату. Но он не послушал меня… Кто привез эту новость? — Жанна нахмурилась: сквозь озабоченность и тревогу д’Олона сквозила непонятная ей радость — и он был точно уверен, что его хозяйка разделит эту радость с ним. — Гонцу… можно доверять?

— Можно! — громко ответил человек, бесцеремонно вошедший в покои полководца. — Еще как можно!

Знакомый голос заставил ее сердце бешено забиться.

— Ксентрай! — воскликнула она. — Ты?!

— Я, — он уже вставал перед ней на одно колено, склонял перед своей принцессой голову.

Да, это был Потон де Ксентрай, один из ее самых верных рыцарей! Она коснулась рукой его коротко стриженных волос.

— Господи, милый мой Ксентрай…

Последнее время капитана Девы Жанны, с которым ее развели пути-дороги, разбирало особо острое чувство мести к бургундцам. 20 февраля в Аррасе состоялся турнир между бургундскими и французскими рыцарями — по пять с каждой стороны. Инициатором «дружественного» турнира был сам герцог Филипп! Формальное перемирие еще действовало. Но удача отвернулась от французов. Ксентрая выбили из седла, его товарища, испанца Теодоро Вальперга, оглушили молотом, когда он сражался пешим. Но они легко отделались — трем другим французам пришлось оказать хирургическую помощь! Благо дело, у герцога оказались добрые врачи. С подарками Филиппа Бургундского, которые рыцарь готов был проклясть, Потон де Ксентрай приехал из Арраса в Компьен, где зализывал раны и мечтал о возмездии. Но уже не о бутафорском, под звук герольдовых труб, но о настоящем — на поле брани. И когда до него дошел слух о том, что Жанна вырвалась из королевского плена и снова на боевом коне, он немедленно поспешил к ней.

Склоняя голову, Ксентрай горячо поцеловал ее руку, она подняла его и обняла.

— Милый, милый Ксентрай, доблестный мой Ксентрай. В глазах Жанны блестели слезы. — Как я рада нашей встрече!

— А как я рад этой встрече, Жанна, — ответил он.

Молодой рыцарь тоже готов был расплакаться.

— А где же наш друг — Ла Ир? — спохватилась Жанна. — Твой неразлучный товарищ? Он оставил двор, не сказав ни слова…

— Ла Ир воюет с Алансоном в Мэне и Нормандии, — сказал Ксентрай. — Он звал и меня, но нашлись дела поближе. Например, бургундцы. Но я приехал не один. Со мной те, кто верит в тебя. Сотня отчаянных рубак и рыцари, которых ты знаешь. Жак Шабанн и Теодоро Вальперга, Барталамео Баретта и Реньо де Фонтен. Они с трепетом ждут момента, когда смогут засвидетельствовать тебе свое почтение.

Слушая его, Жанна улыбалась. Жан д’Олон радовался вместе со своей госпожой — такое подкрепление было хорошим подарком судьбы!

— Неразлучны, как и прежде? — когда Ксентрай договорил, спросила она.

— Да, моя прекрасная Дама, — ответил рыцарь. — Сейчас в Компьене только и говорят, что о тебе. Там сходятся тучи. К Компьену прорывается Филипп Бургундский — он занимает крепости вокруг города. Часть англичан тоже будет там. Горожане ждут тебя, Жанна. Они готовы оплатить нашу войну с бургундцами. — Он усмехнулся. — Сейчас ты нужна им как воздух!

«И бургундцы, и англичане были рады куда больше, чем если бы они пленили пятьсот рыцарей, потому что они не испытывали страха и не боялись капитанов и других военачальников так, как до сего дня боялись Деву…»

Ангерран де Монстреле,

бургундский хронист, о пленении Девы Жанны

Гильома де Флави разбудили рано утром, когда он и не думал вставать. Его оруженосец, выполнявший роль спальничего, легонько тряс коменданта за плечо, но проснувшемуся де Флави показалось, что его поднимают сразу десять человек.

— Что, бургундцы?! — точно ошпаренный, отбросив одеяло, подскочил он. — Говори, бургундцы?!

Его горячий порыв был оправдан. Крепость ощетинилась бомбардами и катапультами, гарнизон — луками и арбалетами, каждый человек знал свое место, готовый дать отпор врагу. Наготове стояли котлы, где за час забурлит кипяток и смола, дабы пролиться на головы всем незваным гостям. В городе имелось вдоволь запасов продовольствия. Все было готово и к осаде, и новому штурму, который в любой момент могло предпринять воинство Филиппа Доброго. Заполночь де Флави лично обошел все главные посты крепости и нашел оборону отличной. На охоту он с утра не собирался, да и какая могла быть охота в этих местах — повсюду рыскали вражьи отряды! И в поход он тоже не торопился. А вот выспаться, напротив, очень даже хотелось! Его могли разбудить только в одном случае, если на них напали бургундцы. Поэтому в свой вопль разбуженный комендант вложил много искренних чувств — тревогу и удивление, решимость сражаться и дать отпор.

— Нет, мессир! — постарался как можно скорее оправдаться оруженосец. — Приехала Дева Жанна! Она у ворот!

— Что? — глаза коменданта засветились. — Дева Жанна?!

— Да! С ней целое войско! Как нам быть?

— Что значит, как нам быть? — заревел де Флави. — Впустить ее, болван! — Он уже влезал в походные штаны, одевал сапоги, хватался за стеганый пурпуэн. — Открывайте же ворота! Немедленно! Сейчас же!

…Гильом де Флави глаз не мог отвести от этого зрелища. Дева Жанна входила в Компьен как спасительница, святая! За ней следовала ее армия. Но, одетый наспех, наблюдая с крепостной башни за тем, как в ворота города вливаются все новые и новые сотни конных и пеших солдат Девы, комендант города не знал: радоваться ему или огорчаться. Что на уме у прославленной воительницы? Так же, как и он, Жанна ослушалась короля. И так же, как и он, оказалась на высоте. Она считает, что Компьен — одна из самых важных крепостей Франции на севере и отдавать ее врагу — безумие. Но он-то на неприступности этой крепости строит свою политику — сеньора, феодала, авантюриста. Он получает от богатейших горожан города немалые деньги за то, что играет рискованную роль — независимого ото всех коменданта. Что может быть лучше свободного города? Но Жанна — другое дело. Она думает обо всей Франции в целом. А это трудно — думать сразу о всей стране. Которой, в сущности, и не существует вовсе. Так можно и прогадать — для самого-то себя…