Вечерело, когда у дома остановился небольшой конный отряд.

— Останьтесь здесь, Жак, — услышала она отдаленный властный голос.

— Да, ваша светлость.

Шаги… Дверь открылась, и в комнату вошел рыцарь — в богатом доспехе, лет тридцати пяти или около того, но уже немного лысеющий ото лба. Он был худощав, высок, приятной наружности. Лицо его казалось лицом человека проницательного, умного, надменного и утонченно-лукавого одновременно.

— Убирайтесь, — сказал он охране. — Все.

— Но его светлость, граф Люксембургский…

— Я же сказал — вон!

Охрана послушно оставила пост… Теперь они были вдвоем.

— Вот и вы, Жанна, — выпрямившись, разглядывая ее так, как опытный купец разглядывает диковинный товар, прибывший из-за десяти морей, улыбнулся рыцарь. — Подумать только!

Жанна смотрела немного растерянно на этого человека — догадка была близка…

— Мы никогда раньше не встречались, — продолжал рыцарь, — судьба не сводила нас. Но теперь этот пробел восполнен, моя милая пленница.

— Вы… герцог Бургундии, Филипп?

Он рассмеялся:

— Вы и впрямь ясновидящая! Вы угадали, Жанна. Да, я Филипп, герцог Бургундии и многих других земель. И, как я понимаю, ваш кузен.

Жанна не отпускала взгляд герцога, а тот и не пытался отвести его.

— Если вы герцог Бургундии, то все именно так, — язвительно усмехнулась она. Перед ней был ее враг — заклятый враг. — Равно как и другое: это вы разоряли наши земли и… это ваш отец убил моего отца.

— Но ваш брат, Карл, отомстил за… своего дядю. Или тоже — за отца? А что до разорения тех или иных земель, война есть война. Кажется, вам, Жанна, настоящей Афине Палладе, это объяснять незачем. — Он кивнул на нее. — Ваша дорогая одежда обагрена кровью, как кожаный фартук у заправского мясника. Только на вас человеческая кровь. Или не так?

Жанна опустила глаза.

— Поэтому — что вспоминать прошлое, — продолжал герцог Бургундский. Он не сводил глаз с пленницы. — А вы — красивая девушка. Очень красивая. Мне говорили об этом. И совсем непохожи на ведьму, какой вас хотят представить англичане. У вас ясные глаза, чистый голос…

Жанна молчала.

— С вами хорошо обращались?

— Мне разбили лицо, монсеньор. Еще меня раздели, как уличную девку, и хотели изнасиловать, но Жан Люксембургский помешал этому. Граф уже принес мне извинения за своих солдат.

Филипп усмехнулся:

— Мой друг и вассал граф Люксембургский — истинный рыцарь. А что до солдат, Жанна, вы же — легенда. Ваше имя на устах всей Европы. Поэтому каждому хочется потрогать вас. Откусить кусочек… Даже мне.

Она подняла на него глаза, но, усмехнувшись, вновь уставилась в пол.

— Что будет со мной в ближайшее время, герцог? — В Жанне теплилась надежда, что ее капитаны немедленно соберут войско, бросятся на врага и отобьют ее. Любыми силами! Они соберутся все вместе, как когда-то под Орлеаном, и придут за ней… А если — нет? Она взглянула на Филиппа. — Куда вы меня отвезете? Ведь вы не будете держать меня в Мариньи?

— В Мариньи? — нет! — рассмеялся герцог. — Чтобы ваши друзья, Ксентрай или еще кто-нибудь ворвались сюда и устроили резню? Я даже не оставлю вас в Кудане, Жанна. Что с вами будет? — Филипп Бургундский вздохнул. — Этого я не знаю. Теперь вы принадлежите доблестному рыцарю Жану Люксембургскому. Он ваш полноправный хозяин. — Бургундец лукаво улыбнулся. — Можно только позавидовать вашему новому хозяину…

Девушка гордо взглянула на Филиппа.

— У меня есть только один хозяин — Царь Небесный.

— Безусловно, мы все в руках Господа. Наши души принадлежат только ему. Но пока вы живы, милая Жанна, и пока вы определяете свою жизнь и жизнь других людей с мечом в руках, вы должны были знать, что могли оказаться пленницей. Как и любой другой воин. Даже король. Иоанн Второй Добрый был пленен англичанами и умер в плену. — Он не спускал с нее глаз. — Наш с вами прадед, Жанна… — Герцог Бургундский прошелся по дому. — Я уже не говорю о вашем сводном брате, Карле Орлеанском. Он в плену у англичан уже пятнадцать лет, если не больше! И одному только Господу Богу известно, ждет ли его когда-нибудь дорога домой. Кстати, скажите спасибо, что вас схватили не лучники Монтгомери…

— Я бы не далась живой англичанам в руки — им пришлось бы убить меня.

— Охотно верю, — кивнул Филипп. — Охотно…

На улице гоготала солдатня. Жанна понимала, что играть в кошки-мышки с этим человек не стоит. Он был умен, расчетлив и, конечно, любил золото. Потому что знал ему цену. Он дал ей понять, что хорошо осведомлен о ее происхождении и чтокровьтолько повышает цену. Чудовищное слово: цена — за живого человека! Но таков рынок войны — чем благороднее течет в тебе кровь, тем дороже ты стоишь!

— Вы будете просить за меня выкуп — сколько?

— Думаю, граф уже сказал вам, что вы стоите дорого. — Он пожал плечами: — Как десять ваших капитанов! Моему кузену Карлу придется здорово раскошелиться, чтобы заполучить вас обратно.

В эту минуту сердце Жанны странно заныло. Она вспомнила многое из того, что за последние полгода наговорила своему королю. «Трус и предатель» — вот два имени, что стояли за всеми ее обвинениями, направленными в адрес венценосного брата.

— Он заплатит ровно столько, сколько вы попросите, монсеньор, — твердо сказала Жанна.

— Не сомневаюсь, — с улыбкой кивнул Филипп.

Они возвращались в Кудан — деревня на пепелище не пришлась по вкусу герцогу. Как лагерь, Мариньи был разгромлен. Но его нужно восстанавливать — осада Компьена будет долгой. Месяцы…

— Иметь такую пленницу — значит нажить себе заклятого врага. — Филипп усмехнулся. — Не уступишь ее французам, будут помнить до Страшного суда — это ведь их героиня! А не продашь Деву англичанам — станешь их злейшим врагом. Что думаешь, Жак?

— Именно так, монсеньор, — Жак де Ба слушал хозяина и кивал.

Потом они ехали молча, но Филипп не переставал думать о девушке, которую увидел сегодня. Прекрасно сложена, но все же похожа на юношу! И смотрит, как попавшийся в капкан зверь. А как же иначе — не игла швеи, а меч стал продолжением ее руки! Она несла смерть и каждое мгновение была готова принять ее. Но сколько силы оказалось в ней — за один год Жанна изменила весь политический расклад в Европе!

— Ее нужно увезти подальше от этих мест, — вслух рассуждал Филипп. — Она должна быть надежно спрятана от своих капитанов! Эти головорезы обязательно попытаются освободить ее — не сомневаюсь! Как только опомнятся!

Молчаливый Жак де Ба усмехался про себя: он понимал, что одна и та же дума не отпускает его хозяина. Даже когда тот умолкает и не говорит об этом. Как быть с Жанной? — теперь этот вопрос будет неотступно преследовать его светлость.