небольшим, балки и стропила, удерживавшие своды, располагались так низко, что к ним можно было бы дотянуться, если подпрыгнуть. По правую руку от входа стояли вешалки со старыми костюмами цвета моли (так много там было этой моли), ящики с трафаретными штемпелями «Лемони, Лемоун и Лемонс», стопки пыльных книг и невероятно ржавый колесный трицикл (Джеймс знал, что когда-то существовала доставка лекарств по всему городу, видимо, с тех пор этой штуковиной ни разу не пользовались).

— А что там хранится? — спросил он, указав на большой несгораемый шкаф в углу. Из вороненого металла, с колесом-вентилем, тот выглядел довольно жутко, чем-то напоминая поставленный на дыбы музейный саркофаг, привезенный из жаркого Хартума или еще откуда.

— Должно быть, какие-то старые вещи кого-то из Лемони, — ответила Хелен. — Он всегда заперт, никогда не заглядывала внутрь.

Подойдя к круглому окошку, она раздвинула шторы. Светлее на чердаке не стало — за окном все будто залепили ватой.

— Как много часов… — заметил Джеймс.

По обе стороны от окна, над и под ним и правда висели часы — десятки часов, на циферблате каждого стояла надпись: «Лекарственные часы Лемони».

— И все покрыты пылью, как старые любовные письма, — хмыкнула Хелен. Выхватив из кармашка передника щетку, она принялась прохаживаться по циферблатам, а затем переключилась на маятники, гирьки и цепочки, отчего те зазвенели.

— Они и правда способны лечить?

Хелен ему подмигнула.

— Конечно! Один из предков Лемюэля так считал. Так же, как лечат и «Лекарственные подушки Лемони», — она ткнула щеткой в стопку подушек, которая высилась до самой крыши, — или «Лекарственные маски Лемони», — щетка дернулась в сторону больших ящиков, которые доверху были наполнены потрескавшимися от времени гипсовыми масками без глаз, но с нашлепками на уши и трубками, подведенными к прорезям ртов. — Когда-то в аптеке даже продавали «Чистый воздух Лемони». В чулане до сих пор стоит парочка баллонов, из которых наполняли склянки.

— Я их видел, когда наводил там порядок, — кивнул Джеймс. — Неужели кто-то и правда платил за воздух?

— О, это был довольно ходовой товар. Особенно он пользовался спросом у тех, кто собирался посетить Гарь — там, среди всех этих фабрик, почти нечем дышать.

Хелен вернулась к чистке часов, а Джеймс двинулся по чердаку, осматривая диковинки, которые на нем хранились.

Всю левую часть чердака занимали столы — то, что на них стояло, скрывалось под грязными, замасленными полотнищами. Приподняв краешек одного, Джеймс увидел какие-то механизмы с пропеллерами, катушками и маховиками; от механизмов отрастали ряды перевернутых стеклянных колб, внутри каждой из которых вилась нитью медная проволока.

— Это что, электриситетные лампы? — с удивлением спросил он.

Хелен обернулась, и ее улыбка тут же растаяла.

— И не только лампы. На чердаке много электриситетных устройств, а вот та большая штуковина с колесами, похожая на горбуна, — здесь самая главная. Лемюэль говорил, что она зовется генералом.

— Может, генератором?

Хелен пожала плечами.

— Наверное. Но мне больше нравится «генерал» — генерал электриситетных войск командует своими устройствами-солдатами.

— Но откуда здесь все это? Насколько я знаю, в Габене электриситет не особо в почете.

Хелен вдруг неизвестно зачем огляделась кругом, словно на чердаке был кто-то, кто мог подслушивать, и негромко сказала:

— Здесь располагалась мастерская отца Лемюэля, мистера Лазаруса Лемони. Он экспериментировал с разными штуковинами — я ничего в этом не смыслю, и знаю только, что в некоторых его экспериментах ему помогал лично…

— Кто?

— Замыкатель, — испуганно прошептала Хелен.

— Да ну! — не поверил своим ушам Джеймс. — Вы хотите сказать, что Лазарус Лемони был знаком с жутким злодеем Замыкателем?

— Он и сам был… злодеем. Лемюэль не любит говорить об отце, но, когда тот заправлял аптекой, здесь происходили очень нехорошие вещи.

— Какие, например?

— Я не знаю, но уже то, что Лазарус Лемони использовал запретные технологии Замыкателя, говорит о многом. И я уж молчу о том, что он пытался сделать с Лемюэлем.

— А что он пытался с ним сделать?

Хелен покачала головой.

— Я не могу об этом рассказать, Джеймс. Если Лемюэль захочет, он сам с вами поделится. Но мне кажется, что, даже если вы начнете его расспрашивать, он промолчит: слишком глубоки раны. Прошло почти двадцать лет, а Лемюэль не может простить отца. И я его понимаю — мне тоже не повезло с отцом.

Джеймс кивнул.

— Я знаю, что он был с вами жесток, Хелен. Мне очень жаль.

Хелен глянула на него с подозрением.

— Что вам известно о моем отце?

— Немного. Лишь то, что он владел лавкой по продаже запонок и что мадам Клопп не любит о нем вспоминать. Мне просто стало любопытно и…

Хелен неожиданно взвилась, словно он как-то ее оскорбил. Ее руки затряслись, а лицо вытянулось и покраснело.

— Вам любопытно?! — гневно воскликнула она. — Это не ваше дело, Джеймс!

— Простите, Хелен, я…

— Для вас я «миссис Лемони»! И мне больше не нужна ваша помощь! Оставьте меня!

Джеймс не понимал, чем вызвал подобную реакцию.

— Миссис Лемони, я вовсе не хотел…

— Оставьте меня!

Включив пневмоуборщик, она повернулась к Джеймсу спиной и демонстративно принялась чистить пол вращающимися щетками.

Какое-то время Джеймс недоуменно глядел ей в спину, после чего развернулся и пошагал к выходу с чердака. Он и предположить не мог, что все так обернется — Хелен Лемони успела убедить его в том, что она задорная, неунывающая и добродушная. Что ж, напрасно он ей поверил.

Джеймс спустился на третий этаж и обернулся — ему почудилось, что с чердака сквозь гул пневмоуборщика раздается плач, но, прислушавшись, он разобрал лишь тарахтение механизма.

«И что я такого сказал?» — обиженно подумал Джеймс.

Оказавшись на втором этаже, он прошел мимо двери комнаты мадам Клопп, из-за которой по-прежнему звучала аудиодрама «Таинственное убийство». Судя по всему, готовить обед теща аптекаря даже не думала.

За утро, потраченное на слежку за Хелен, Джеймс успел изрядно проголодаться. Выбора не оставалось — не стучаться же к мадам Клопп, — и он направился к кладовке, собираясь стащить оттуда какую-нибудь консервную баночку (или две).

Уже положив ладонь на дверную ручку, он услышал, что на лестнице что-то происходит. Выглянув, Джеймс увидел в темноте у ее основания фигуру, которая скрючилась над шлангом пневмоуборщика. Человек что-то делал со шлангом и при этом тихо хихикал. Джеймс мгновенно узнал это хихиканье — он его уже слышал, когда заперли люк клоаки!

— Лемюэль? — позвал Джеймс. Прищурившись, он попытался разобрать человека у основания лестницы.

Тот дернулся, задрав голову, поглядел на него, а затем ринулся прочь.

Когда Джеймс спустился, внизу уже никого не было, а в протянутом