же, как и прочие констебли. А еще я свел знакомство с его братом. Тедди Тромпер довольно разговорчивый. За коврижки готов рассказать все на свете.

— Что он вам рассказал?

— Ну… эм-м… — Джеймс смутился. — Что его брат в вас влюблен.

— Терренс Тромпер — ужасный человек, и брат его не лучше, — резко ответила Хелен. — Уж поверьте, Джеймс, я знаю этих двоих с детства. Братья Тромперы жили в соседнем доме, постоянно устраивали кавардак, били уличные фонари, откручивали вентили на гидрантах и срывали афиши с тумбы, а потом обвиняли в этом местных нищих и разных приезжих. Когда мы были детьми, Терренс вечно задирал меня, обзывал «клопом», а однажды они с братом схватили меня и засунули в подвал мистера Бумза, мол, клопам, там самое место.

— Это возмутительно!

— Еще бы. Но Тромперу все сходило с рук, ведь его папаша был констеблем. А потом он и сам стал констеблем и начал вести себя так, будто он хозяин на нашей улице: придумал множество абсурдных правил, за нарушение которых грозился отправить «провинившегося» в «собачник». Как-то они с братом целую неделю держали несчастного старика мистера Тёрколла на цепи у своей тумбы только за то, что тот надел пальто навыворот. Когда мы выросли, отношение Терренса Тромпера ко мне изменилось. В какой-то момент констебль начал проявлять недвусмысленные знаки внимания, но лучше бы он снова запер меня в подвале! Этот человек мне отвратителен: он безжалостный, жестокий и злой. Однажды Тромпер избил до полусмерти какого-то бродягу, который забрел сюда с канала. Никогда этого не забуду! Бедолага лежал на тротуаре, окровавленный, а констебль продолжал его избивать дубинкой и орать, что, мол, на его улице не место бродягам. Если бы я его не остановила, он бы точно убил этого несчастного мистера. Знаете, Джеймс, в тот момент Тромпер напомнил мне…

— Вашего отца?

Хелен кивнула.

— Я не хотела иметь с Тромпером ничего общего и многократно говорила ему, что его знаки внимания — очень навязчивы и переходят границы приличий, но ему было все равно. Он не оставлял попыток добиться меня. Констебль слал бесконечные записки, следовал за мной куда бы я ни пошла, приставил брата шпионить, а еще постоянно напрашивался на чаепития. Много лет я жила в страхе, Джеймс. Я боялась выйти из дома, ведь на улице меня подстерегал Тромпер. А потом я заболела, и все стало совсем плохо.

— Я вам очень сочувствую, Хелен.

Миссис Лемони помешала варево большой деревянной ложкой и вернулась к столу.

— Я должна признаться, Джеймс: если бы не Лемюэль, я бы не выдержала и сделала с собой что-то непоправимое. Он всегда был добр ко мне. Даже когда мы были детьми. Помню, каким он был: дерганый, костлявый мальчишка со взглядом взрослого. Смешной и немного нелепый. Мы с ним вечно бродили по нашей улице, забирались на чердаки, находили больных и раненых животных и лечили их. Из-за чего постоянно попадали в неприятности. Лемюэль много лет был единственным лучиком света, неизвестно как пробравшимся в темный чулан моей жизни. Я всегда его любила. Тромпер знал это, но он мог лишь беситься — этот хмырь не смел связываться с Лемюэлем, потому что боялся его отца. Многие здесь боялись Лазаруса Лемони. Говорили, что он водит дружбу с теми жуткими личностями, которых сейчас называют злодеями Золотого Века. Я ведь уже рассказывала, что в экспериментах ему помогал сам Замыкатель, но были и другие.

— Другие? Кто?

— Горемычник, Мраккс, Мистер Муха и прочие. Порой кто-то из них приезжал на улицу Слив и заглядывал в аптеку. Ходили слухи, что они сюда являлись вовсе не за лекарствами. И старый констебль Тромпер ничего не мог с этим поделать — всякий раз, как кто-то из злодеев здесь появлялся, он и носа не высовывал из дома, ссылаясь на то, что якобы заболел. Еще бы! Все читали газеты, и связываться с теми кошмарными личностями, о которых в них писали, это вам не лупить дубинкой местных.

Джеймс покивал. Перед ним, будто в детской книге-игрушке, развернулось прошлое. Мрачное, грязное и отталкивающее. А еще он просто не знал, во что верить. История, которую рассказала ему Хелен сейчас, противоречила тому, что она же рассказывала, когда умоляла его найти Тромпера. В той истории злодеем был Лемюэль, а в этой — констебль. И хуже всего, что Джеймс ей верил. Точно так же, как и вчера, когда стоял за дверью. Вот только не могло быть, чтобы все это была правда! Кто-то точно лгал: Хелен в комнате или Хелен сейчас.

Он хотел докопаться до истины, спросить что-то, что выдало бы неправду или нестыковки в истории Хелен, но не успел.

Дверка открылась, и в кухню вошла мадам Клопп. Разогнав перед собой пар, она сказала:

— Мне надоело это убийство, дорогая, и я пришла помочь тебе с…

И тут старуха увидела Джеймса. Отреагировала на его присутствие она ожидаемо: нахмурилась и поджала губы.

— А он что тут делает?

— Джеймс помогает мне с обедом, мамочка, — сказала Хелен.

— Правда? А кажется, что он развесил уши.

Хелен заглянула в казанок и достала из кармана передника часики на цепочке.

— Обед уже скоро будет готов, — сказала она. — Благодарю за помощь, Джеймс.

Джеймс поднялся и вытер руки тряпкой. Ему не особо хотелось сидеть на кухне в обществе ворчливой мадам Клопп.

— Я буду в своей комнате.

— Видимо, там подслушивать удобнее всего, — проворчала мадам Клопп.

— Мама!

Препираться со старухой Джеймс не стал — вместо этого протиснулся к выходу, вжимаясь в стену, чтобы ненароком не задеть мадам Клопп, и вышел на лестницу.

Закрыв за собой дверь, он приставил к ней ухо.

— Что ты ему рассказала, дочь? — тихо спросила старуха.

— Ничего особенного, мамочка.

— Тебе не стоит с ним болтать, Хелен. И доверять ему не стоит. Никто не знает, зачем он на самом деле сюда притащился.

— Ты к нему слишком строга. Джеймс — очень милый молодой человек.

— Милый, тоже мне. — Из-за двери раздалось шумное фырканье. — Что это ты готовишь?

— Вороний суп.

— Он неправильного цвета, — заметила старуха. — Настоящий вороний суп должен быть не красным, а черным.

— Нет, красным!

— Черным!

— Красным!

Джеймс понял, что больше ничего любопытного не услышит, и направился наверх…

…Не дойдя буквально пару шагов до своей комнаты, Джеймс остановился.

Дверь спальни мадам Клопп была открыта, и из-за нее раздавались очень странные звуки — хлюпанье и всплески, а еще кто-то что-то бормотал.

Заглянув в комнату, Джеймс оторопел. Да и кто бы на его месте отреагировал иначе,