Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куеля хорошо помнил, как двадцать лет назад печенеги позорно проиграли битву русским только потому, что небольшого роста русич удавил в поединке огромного печенежского богатыря. Все печенежское войско тогда бросилось в ужасе бежать, даже не вступив в бой. А что, если сейчас его воины так же дрогнут и побегут перед силой этого десятника?
Что делать, как быть? Может, богам не угодно, чтобы он начал войну с русскими? Как понять их волю, не ошибиться в выборе пути и узнать свою судьбу? Затуманенный раздумьями взгляд Куели скользнул безразлично по лицам воинов, юных дев, по всему тому, что когда-то его радовало. Теперь он не чувствовал вкуса этих вещей, и, лишь когда его взгляд упал на Русану, сердце его екнуло и забилось быстро и весело. Князь, искушенный в любовных утехах, усмехнулся в душе над самим собой. Нет, он никогда не думал о женщине отдельно, не стремился ее завоевать, потому что они, женщины, всегда были как приложение к успеху воина, как его законная добыча. Так всегда было, и так должно быть и теперь.
Нужна была только победа, чтобы получить все: и серебро из каравана, которое поможет нанять новых воинов и умножить его силу, и прекрасную деву, которая скрасит его жизнь и покажет остальным печенегам, как он храбр и силен. Но для этого ему нужна удача, как милость богов, удача, без которой не может жить ни один воин, ни один человек, когда-либо смотревший смерти в лицо. Сейчас все идет не так, именно потому, что просто нет удачи. Где он потерял ее? Когда оступился? Может, в разговорах с коварным хазарином? Да, конечно, вот она причина его неудач – он пошел на договор с теми, кто когда-то убивал его родичей, и боги мстят ему за это предательство, лишая его своего покровительства.
Страдающий ум Куели прояснился, теперь он знал, что делать и как вернуть милость богов, но все же ему нужен человек, который поможет это сделать. Он оглянулся вокруг, но взор его по-прежнему полупьян и рассеян и, кажется, бессмысленно скользит по лицам в поисках новых утех и наслаждений. Но это только кажется, до тех пор, пока его глаза не встречают воспаленный взгляд кангарского колдуна, который, всеми забытый, стоит около догорающей огненной дороги.
Лицо служителя древних богов застыло и похоже на каменную маску, и даже пляшущие по нему кровавые блики огней не способны высветить его сущность, раскрыть секрет, таящийся в паутине множества больших и малых морщин, делающих его лицо похожим на древнюю рукопись. Только глаза его живы, и только в них огненные отблески огня встречают достойный отклик. Там бурлит и кипит огнедышащая лава, которую не видит никто. Никто, кроме Куели.
Доли секунд нужны, чтобы они поняли друг друга без слов. Два человека, созданные повелевать людьми: один душами, а другой их телесной сущностью. Им ли не понять друг друга, но хитрый служитель культа давно уже наперед знает все: знает, кому звездами предначертана победа, а кому – иная судьба, и потому он не спешит откликнуться на молчаливый зов властного взгляда. Он смотрит долго и внимательно, словно дочитывая на лице князя какие-то одному ему ведомые еще не прочитанные знаки.
Лицо Куели вначале вытягивается от недоумения, а потом принимает раздраженный и грозный вид. Он делает повелительный жест рукой, пренебречь которым может только безумец. Жрец не таков, и он медленно подходит, сохраняя важный и таинственный вид.
– Есть ли у тебя особый жертвенный нож? – спрашивает Куеля, переводя взгляд на десятника, который упивается своей победой, гордо поглядывая и на девушек, и всех, кто дарит ему восхищенный взгляд.
– У меня много чего есть, – колдун чуть склоняет голову, растягивая губы в некое подобие улыбки.
Маленький кривой нож появляется в руке колдуна из широких складок пестрого халата и исчезает в широком рукаве его странной одежды.
– Слышал я, что кровь... – князь делает равнодушный скучающий вид, – способна передавать силу. У одних ее забирает, а другим возвращает...
– Ты воистину мудрейший из кангар, – жрец складывает перед собой руки, словно собирается молиться, – не всегда боги хотят слышать наши слова, даже если они идут от самого сердца, иногда они говорят с нами на языке, который пахнет кровью...
– Пусть говорят, – ни один мускул на лице князя не дрогнул. – Я на все готов, чтобы вернуть их милость... если возможно.
– Всякое возможно, – служитель культа щурит хитрые глазки, – если щедро наполнить жертвенник бога.
– Какого бога?! – злится Куеля. – Или ты не видишь, что народ теряет веру в наших богов?
– Значит, так угодно небу, – с притворным безразличием шепчет жрец.
– Ладно, ладно, – ухмыляется Куеля, – наполню я твой жертвенник ...
– Не спеши, князь, – колдун снова опускает руку в складки своей необъятной одежды и достает жертвенную чашу из темной красноватой меди, украшенную звериным узором, – вначале кровь, только кровь, а ты еще успеешь ее наполнить тем, что ценишь выше крови...
– Говори, что делать, – предводитель кангар опускает голову, словно конь, на которого вот-вот наденут ярмо.
– Вино нужно, князь, вино, – два уголька в глазах колдуна загораются и снова гаснут, – оно ведь так похоже на кровь.
– Хватит кумыса! – кричит Куеля, оборачиваясь к слугам. – Вина, живо!
– И выпей, князь, с этим удивительным воином русов, – колдун перестает растягивать губы в улыбку, и его лицо снова превращается в каменную маску, – за его победу.
– Как за победу?! – Куеля багровеет от гнева. – Да как ты...
– Кажется, князь хотел, чтобы я помог ему? – оборвал его жрец.
* * *
Тем временем Верен, пользуясь тем, что внимание всех и, главное, самого князя печенегов привлечено к сотнику, подхватил Руську и Нежку под руки и быстро повел их к лошадям, чтоб поскорее покинуть место печенежского праздника. На все вопросы боярышни он отвечал односложно, что мол «беда приключилась, и торопиться надо». Они уже подошли к лошадям, где их дожидались трое отроков, когда Русана неожиданно остановилась и, капризно поджав губы, заговорила недовольным голосом:
– Нет, Верен, я теперь с места не сойду, пока ты не объяснишь мне, зачем я должна покинуть этот замечательный праздник.
– Печенеги должны напасть с минуты на минуту, а праздник, я думаю, они устроили, чтобы заманить вас в ловушку.
– Да что за чушь, какая еще ловушка?! – девушка не на шутку разозлилась, вообразив, что Верен таким незамысловатым способом пытается ей навязать свое общество. – Если бы печенеги хотели напасть, они бы давно это сделали. Но они угощали нас и развлекали самым любезным образом, а их князь оказался очень приветливым человеком.
– Кангарский священный кинжал похищен, – отвечал Верен, обращаясь не столько к вздорной боярышне, сколько к отрокам, которые понимали, о чем идет речь, – поэтому нападение просто неизбежно.
Услышав это, молодые воины стряхнули с себя хмель и, проверив оружие, с которым не расставались даже на пиру, быстро вскочили в седла. На месте остались стоять только девушки.