Словно в подтверждение его мыслей, послышался шум множества нетерпеливо бьющих по земле копыт. Верен придержал скакуна и увидел, как с холма, поблескивая в сумраке наконечниками копий, торопливо сходит конная сотня.

– Быстро перестроились, сволочи, – процедил он сквозь стиснутые зубы злобно. – Таранный удар готовят. Так, на копьях, они пробьют заслон одним махом.

И едва он это осознал, как до его слуха долетели гортанные выкрики печенежского сотника, и конная масса, переходя в разгон, ринулась к броду неудержимым потоком. Казалось, ничто не сможет остановить эту лавину разгоряченных тел, с животной яростью необузданной силы рвущихся вперед, мощь которой соединилась с твердостью стали и железной волей сотни человеческих рук. И все-таки тьма за заслоном не дрогнула, а огрызнулась злыми беспощадными стрелами, полет которых был почти неразличим в красноватом сумраке горящего огня. Несколько всадников сразу же упали под копыта скачущих за ними коней, две лошади со всего маху рухнули на передние ноги, переворачиваясь через голову и давя своих седоков. «Видно, стрелы угодили им в шею», – непроизвольно отметил про себя опытный воин, лихорадочно соображая, что же теперь ему делать. Сотня, тем временем, даже не заметив этих потерь, со всей яростью устремилась к броду. У кромки воды еще несколько всадников, взмахнув руками, слетели со своих седел, но это уже не могло остановить силу, влитую сотнями тел в один таранный удар. Тучи брызг взметнулись в сумрачное небо от бьющих в безумном исступлении десятков копыт. Вдруг весь передний ряд лошадей опрокинулся, скидывая с себя всадников. По упавшим лошадям и людям, не останавливая бега, уже мчались другие и тоже валились с ног. Так натянутая под водой сеть сделала свое дело, сломав передние ряды сотни. Но накопленная разбегом сила движения конной лавины была так велика, что даже это не смогло ее задержать. По упавшим мчались вперед другие, продолжая неудержимый натиск. С телег навстречу печенегам встала стенка щитов, и блеснул неровный ряд клинков рогатин и копий. Русская сталь едва успела сверкнуть в неровном свете мечущегося огня, как конная лавина ударилась в заслон, накрывая все своей темной шевелящейся массой.

– Эх, не выдержат ребятки, – вздохнул Верен.

– Что будем делать, старшой? – откликнулся ушкуйник, обнажая меч.

– Погодь, сейчас все втянутся, так в спину и ударим.

Но это «погодь» не заставило себя долго ждать, так стремителен был разбег и удар конной сотни. Печенеги почти всей своей массой заполнили брод, упершись в преграждавшие выход телеги, где отчаянно бились русичи.

– Давай, ребята, отомстим за товарищей! – закричал Верен, поднимая меч и пришпоривая жеребца.

Словно злой демон или бог войны, карающий неугодных ему воинов, старшой врубился сзади в ряды печенежской сотни. Двоих, что были с краю, он убил сразу же одним круговым ударом, причем второго едва достал, полоснув по шее лишь самым острием меча. Клинок, скользнув по касательной, крутанул отрубленную голову, и старшой на мгновение увидел страшное лицо с выпученными глазами и рот, разорванный беззвучным криком. В следующий миг фонтан крови из перерубленной шеи поглотил ужасный лик в своей клокочущей пучине, но он этого уже не видел, устремившись на новых врагов. Дальше вдоль задних рядов, безнаказанно поражая печенегов в спину, поскакал один из ушкуйников, а Верен, опасаясь, что поубивают всех его ребяток на заслоне, повернул жеребца в самую гущу вражеских воинов, стремясь рассечь сотню на две половины и пробиться к своим на подмогу. Следом за ним не отставал второй ушкуйник, беспощадно разя врагов в спину. Невозможная и просто безумная затея для горстки воинов, вставших против стократно превосходивших числом врагов, но в этот момент он об этом даже не думал, превратившись в одно орудие смерти, беспощадное и злое, неутомимо ищущее себе все новых и новых жертв. Рука его молниеносно наносила удар за ударом, и, казалось, меч сам ведет его через битву, а он лишь поспевает за ним, отдавая ему свои силы. Направо и налево от Верена летели отсеченные печенежские головы, но окутанные полумраком и облаком водяных брызг враги не сразу сообразили, что произошло. Когда печенеги заметили, что рядом с ними валятся с коней их товарищи, было уже поздно: Верен и скакавший за ним ушкуйник прокосили в их рядах широкую дорогу от печенежского берега и почти до самого заслона. Только увидев русские копья, он повернул жеребца обратно, крикнув на ходу:

– Не робейте, братцы! Помощь идет!

То, что эта помощь – всего лишь горстка бойцов, он и не думал. Следом за ним, вдоль прорубленной дороги, все еще падали с коней обезглавленные тела, и казалось, что он не один, а за ним целый ряд невидимых воинов продолжает нещадно рубить печенегов.

Грозный голос, прогремевший вдруг совсем рядом, сверкающий огромный меч и свирепый вид разъяренного Верена заставили дрогнуть кочевников. И вовремя: русских воинов уже сбросили с телег, и они, сбившись в кучу, едва отбивались от наседавших врагов. Еще немного, и участь их была бы решена под печенежскими саблями, но тут они воспрянули духом.

– Русичи, вперед! – закричал один из них.

– Русь! Русь! – откликнулись яростным криком другие.

Горстка израненных людей, почти раздавленная многотонной массой конной лавины, вдруг отчаянно рванулась навстречу безумной ярости огромного существа, образованного из сотни взбешенных животных, стремящихся опрокинуть и растоптать русских воинов, и сотни разящих клинков, посылающих им сотню смертей одновременно. Но меч Верена, ворвавшись в самую середину этого существа, заставил его выть от боли и кричать предсмертными криками, и оно, бессмысленно растеряв свои силы в судорогах испуга, растерянно попятилось, словно забыв, что именно оно должно победить в этой неравной схватке. А русские копья все теснили и теснили печенегов, заставив их отступить за заслон из телег. Но дальше дело не пошло: дрогнувших воинов степей стали подпирать задние ряды, и натиск русских захлебнулся. Еще какое-то время печенеги топтались на месте, отбиваясь от ушкуйников, оставленных в заслоне, но долго так продолжаться не могло: возникшее хрупкое равновесие в любой момент могло быть нарушено, и нетрудно было догадаться, кто при таком численном перевесе должен был, в конце концов, одолеть.

Верен вовремя повернул своего жеребца, потому что, отзываясь на предсмертные крики, конная масса развернула часть своих копейных клинков внутрь, чтобы сжать старшого в смертельных объятьях. Он едва сумел выскочить обратно на печенежский берег, как за ним и скачущим рядом с ним ушкуйником хлестко ударили несколько длинных копий. Но Верен, прекрасно владея мечом и левой рукой, заранее перехватил щит в правую руку, приказав при этом ушкуйнику держаться слева и прикрывать его. Они вдвоем так близко скакали, отбиваясь щитами и разя врагов мечами, словно превратились в одно четырехрукое и четырехглазое существо, неутомимо и щедро рассылающее смерть во все стороны.

Доскакав до печенежского берега, они обернулись и увидели стену копий развернувшейся к ним полусотни кочевников. Не могло быть и речи, чтобы повторить удар, и Верен, окликнув второго ушкуйника, поскакал прочь от брода, надеясь увести часть печенегов за собой. Но когда свет от горящего на берегу бочонка остался позади, он еще раз обернулся и понял, что его обманка не прошла. Притворное бегство было любимой хитростью кочевников, и они на нее не поддавались.