Пока наёмник рассуждал о будущем, Игнат уже вернулся к Маркусу с Тиберием, которые увлечённо разглядывали какие-то бумаги.

— Путевые заметки Тиберия, — пояснил Маркус. — Он пишет книгу о своих путешествиях, в том числе и по Энгате.

— А вот часть, где мы встретились с вами, Маркус, — улыбнулся аэтиец. — Вот посадка на корабль «Звезда запада», крушение, капитан де Болье, да упокоят боги морей его душу. Господин Гант, «Белый дуб», то чудище, что на вас напало… А вот и Дракенталь. Постоялый двор «Алтор Рейнар», темница…

— С такими приключениями лучше сидеть дома, — усмехнулся Игнат и тут же поймал на себе укоризненный взгляд Маркуса.

— Да, верно, — смутился Тиберий. — Путешествие выдалось… Необычным. Но чем больше приключений, тем интереснее читателю, верно? Никто ведь не станет читать про героя, у которого всё в жизни спокойно и прекрасно. Он каждый день выходит на террасу своего особняка, радуется солнцу, проводит время за чтением, музыкой и встречами с друзьями, пока рабы приносят ему напитки и кушанья… Нет, интересной такую книгу сделает лишь необычное происшествие. Скажем, герой разорён или ограблен и вынужден пуститься в путь или мстить за убитого друга…

— Вот про рабов я бы почитал, — перебил Игнат и задумчиво добавил: — Это что же получается, там, откуда ты родом, есть рабы?

Тиберий охотно рассказал юноше об Аэтийской империи. О невольничьих рынках, о бойцовых аренах, где рабы бьются ради свободы, а свободные люди за деньги и славу, о величественных храмах с украшенными золотом статуями, о строгих законах и разгульных пирах. Игнат слушал, навострив уши, но вдруг снова перебил аэтийца.

— А маги? Они в ваших краях есть?

— Есть, правда, вам они покажутся, скорее, жрецами. Общаются с богами, предсказывают грядущее, управляют погодой, чтобы расчистить небо кораблям или пролить дождь на посевы.

— Словом, занимаются ерундой, — ухмыльнулся Игнат, но Тиберия это не смутило.

— Да, многие здесь сочли бы их занятия бесполезными, — сказал он. — Однако они приносят великую пользу Аэтийской империи. Например, голодные годы у нас случаются редко, а торговые суда…

— А войны?

— Для военных нужд существуют дисциплинированные легионы, всегда готовые выйти в поход. И, к слову, благодаря нашим прекрасным дорогам они очень быстро добираются до места. Здешние дороги не идут ни в какое сравнение.

— Эх, здесь ты прав, Тиберий, — вздохнул Игнат. — Будь моя воля, я б по всей Энгате дороги камнем выложил. Чтобы было как на тракте от Энгатара до Перекрёстка. Таринор жаловался, что по весне многие пути становятся вообще непроходимыми. Не то, чтобы проехать верхом или на телеге, даже пешком не перебраться. В деревнях так и вовсе люди просто сидят и ждут, пока дороги высохнут.

Аэтиец на эти слова ответил лишь снисходительной улыбкой.

— Тиберий, — вдруг заговорил Маркус. — У тебя не найдётся лишней бумаги и пера? Я бы тоже хотел начать писать.

— О, да я смотрю, это заразно, папаша, — покачал головой Игнат. — Пойти что ли обратно к Таринору и остальным, пока и у меня не зачесались руки почиркать пером.

— Я давно хотел написать книгу, Игнат, — серьёзно сказал Маркус. — Хочется что-нибудь после себя оставить. Что-нибудь, кроме памяти. Осязаемое. Наверное, такое приходит с возрастом.

— И о чём же книга будет? — не унимался Игнат.

— Знаешь, раньше я хотел написать фолиант, сродни тем, что пылятся в библиотеке Академии. Об огненной магии, заклинаниях, словом, справочник, средоточие моих собственных знаний на бумаге. Теперь думаю, вряд ли моя книга попадёт на академические полки, а кому, кроме магов сдалась такая писанина? Да и, будем честными, это всё ужасно скучно.

— И не говори, папаша, — согласился Игнат. — Я боролся со сном всякий раз, когда мне приходилось читать подобное. Впрочем, может быть, у тебя выйдет интереснее.

— Нет. Я уже решил. Буду писать мемуары. Ещё полгода назад я бы сам посмеялся над такой идеей, а теперь, полагаю, моя жизнь сделалась достаточно интересной, чтобы читатель не уснул. Там, кстати, и про тебя будет, Игнат.

— Неужели! — вскинул брови юноша.

— Да… — мечтательно протянул маг. — Знаешь, когда-то, едва попав в Академию я разглядывал портреты на стенах и мечтал когда-нибудь оказаться среди них. Посвятил значительную часть жизни эфемерной цели за её пределами. Цели, которую и сам-то не до конца понимал, которая всегда где-то там, впереди. И лишь недавно осознал, что зря. Жизнь-то вот она. Друзья, родные люди, события. А без этого она всё равно что скучная книга, вот только её не отложить и не вернуть на полку. Хорошо, что интересной мы можем сделать её сами, но плохо, что многие понимают это слишком поздно.

— Ну, папаша, это тебя уже на философию понесло, — нахмурился Игнат. — Не каждый может вот так бросить всё и пуститься в путешествие. Да и, признаться, меня вполне устраивает жить в замке, быть верховным магом и не показывать фокусы перед болванами в надежде, что они окажутся щедрыми и мне не придётся ложиться спать с пустым брюхом.

Юноша сделал паузу и придал лицу более благожелательное выражение:

— Но, наверное, если бы я провёл пару десятков лет в компании пыльных фолиантов и не менее пыльных магов в Академии, то понимал бы тебя лучше. И если думаешь, как начать книгу, то можешь написать всё то, что ты сказал про жизнь, друзей и события. Выйдет неплохо.

— Прекрасная идея, сынок, — просиял Маркус.

— Друзья! — вдруг воскликнул Тиберий, глядя в свои записи. — А знаете ли вы, какой нынче день?

Маркус и Игнат переглянулись и пожали плечами.

— Праздник какой-то? — неуверенно предположил Игнат.

— Сегодня четвёртое число Аминеаса, месяца солнца, или, по-вашему, месяца середины лета.

— И что с того?

— В Аэции сегодня начинают праздновать Аминелии, Праздник жизни. Многие наши праздники я пропустил из-за странствий, но то, что День жизни именно сегодня, когда я сверил даты — добрый знак.

— Друг мой, — удивился Маркус, — я не видел тебя столь живым с тех пор, как мы отплыли из Вальморы! Твой вид вселяет надежду, что когда-нибудь все мы будем вспоминать эти неспокойные времена с улыбкой.

Чем ближе обоз подбирался к предместьям Эрбера, тем разительнее менялся пейзаж вокруг. Домики становились аккуратнее, кони — ухоженнее, а люди — без печати скорбного бремени на лице. Даже дорога становилась лучше — повозку почти не трясло. Таринор поймал себя на мысли, что последний раз был в этих краях как раз семь лет назад. Всё-таки Таммарены неспроста слывут одним из богатейших домов. Должно быть, быстрее всех восстановили свои земли после войны, хотя, конечно, и пострадали они меньше прочих: великих битв здесь не случалось. Так, мелкие стычки между ригенскими отрядами и силами Одеринга.

«Таммарены служат короне, а не королю» — так говорили об этом старом и могущественном доме. Оттого-то их владения война обошла стороной, почти не затронув: обе стороны понимали, что, как бы не закончилась война, лорды Высокого дома примкнут к победителям, и не хотели лишний раз портить с ними отношения. Кто-то считал подобный подход излишне прагматичным, а некоторые даже говорили, что у Таммаренов нет чести, называли их торгашами. У отдельных злословов даже хватало наглости припоминать иноземное происхождение Таммаренов, чьи предки некогда прибыли из Эхлаана. Но идут года, десятилетия, века. Короли сменяют друг друга, а лорды Высокого дома процветают.

Наконец, повозка остановилась, и Гельмут Штольц велел высаживаться. Наёмник не знал, какую сумму казначей уплатил торговцу тканями, но тот с теплотой упомянул Явоса Таммарена и сказал на прощание, что если им снова нужно будет на юг по поручению короля, то пусть обязательно отыщут его, Штольца, в Энгатаре.

Высокий дом оправдывал своё название с первого же взгляда. Этот причудливый замок, выстроенный, казалось, на отвесной скале, будто бы нависал над Эрбером. Наверное, из его окон можно было разглядеть, что творится в каждом уголке города. Дорога, что вела к замку, оказалась вымощена ровным и прочным камнем и шла в обход города, позволяя важным гостям не сталкиваться с городской суетой. Должно быть, такой замок и оборонять было нетрудно: туда вёл всего один вход — ворота у подножья скалы.

Наёмник ещё ни разу не видел более необычной крепости. Когда они подошли ближе, то стало видно, что скала не отвесная, а напоминает огромную