от того, в который раз убиваешь. Оно всегда должно оставлять отметину. А если этого не происходит – такой человек вызывает серьезную озабоченность.

Хотелось бы принять это высказывание с облегчением. Тот, кто убивает не задумываясь, будь он смертным, богом или Первозданным, – ужасен.

Вот почему Эзра побаивалась меня.

Я задумывалась… уже после. Иногда.

– Так вы много убивали? – спросила я.

Он выгнул бровь.

– Такое предположение и вопрос… очень личные и не очень уместные.

– Конечно, шпионить за моими неупоминаемыми местами – тоже очень личное и неуместное, так что мои вопросы и предположения не могут быть большим оскорблением.

Он мягко изогнул губы.

– Я не шпионил за тобой и готов поспорить, что ты это уже знаешь. Однако ты сама смотрела на меня, когда я выходил из озера.

У меня запылала шея.

– Не смотрела.

– Ты так мило лжешь, – промурлыкал он, и, помогите мне боги, это была ложь.

Я выпрямилась и скрестила на груди руки.

– А почему вы вообще здесь? Вполне могли уйти, когда обнаружили, что я в порядке.

– Я мог уйти, но, как уже сказал, было бы бестактно бросить человека, лежащего без сознания.

– Разве мне не повезло, что попался такой вежливый извращенец?

Эш рассмеялся, негромко и чувственно.

– А ты почему не ушла, льесса?

Глава 12

Ну…

Проклятье.

Я выдохнула.

– Хороший вопрос.

– Или бессмысленный.

– Как так?

Он подвинулся ближе, и меня окутал свежий цитрусовый аромат.

– Потому что мы оба знаем, зачем остались здесь. Я интересую тебя. Ты интересуешь меня. Потому мы и остались.

С языка рвались отрицания, но я предвидела, как буду жалко звучать, если попытаюсь их озвучить.

Что я здесь делаю? С ним?

Мой взгляд упал на его губы, и у меня внутри все перевернулось. Я быстро отвела глаза. Но сердце все равно зачастило. Я здесь, потому что когда еще смогу открыто поговорить с богом, обладающим довольно мягким характером? Когда мне вообще доводилось говорить так открыто с кем-либо? Все разговоры омрачались тем, что я подвела королевство.

Но он – бог. И даже если бы не был им, нельзя сказать, что я его хорошо знала. Я была едва одета, и Эш вынуждал меня держаться с опаской. Я понимала, как веду себя неразумно и опрометчиво, что выйдет мне боком.

Я взглянула на Эша. Он смотрел на меня, прикусив губу. Мое сердце бешено заколотилось, и я могла думать только о том, что сегодня странный день.

– Почему вы заинтересовались настолько, чтобы остаться? – спросила я.

Он вскинул темные брови.

– А почему нет?

– С чего бы смертной оказаться предметом интереса жителя Илизиума?

Он наклонил голову.

– Я начинаю думать, что ты мало о нас знаешь.

Я пожала плечами.

Ветер подхватил прядь его волос и швырнул на лицо.

– Мы находим смертных очень интересными – ваш образ жизни, правила, которые вы создаете, чтобы управлять, а порой и ограничивать себя. Насколько неистово вы живете – любите и ненавидите. Смертные нас сильно интересуют. – Он повел плечом. – А ты? Ты интересуешь меня, потому что, похоже, говоришь все, что приходит в голову. И, кажется, тебя мало волнуют последствия.

Я сдвинула брови.

– Не уверена, что это комплимент.

Он усмехнулся.

– Комплимент.

– Придется поверить на слово.

На его лице снова появилась едва заметная улыбка. Некоторое время он молчал, а потом удивил меня, заговорив:

– Ты спрашивала, много ли я убивал. Только когда приходилось. Много ли? Уверен, для некоторых – много. А для других? Возможно, для них убийство – все равно что глазом моргнуть, но мне ни одно убийство не доставило удовольствия. – Его голос звучал сурово. – Ни одно.

Хотя его ответ застиг меня врасплох, было ясно, что он не любит говорить об этом. Я поерзала и сжала колени.

– Простите.

– Извинение?

– Я… мне вообще не следовало об этом спрашивать. Это не мое дело.

Эш уставился на меня.

– Что?

– Ты такая противоречивая.

Он поймал мой взгляд и отвел глаза в сторону. Прошло несколько долгих мгновений. Молчание не казалось неуютным – может, потому что я привыкла держаться тихо.

– Помню, когда убил в первый раз. Помню, как меч ощущался в моей руке – словно он стал вдвое тяжелее. Все еще вижу выражение его лица. Я никогда не забуду, что он сказал. «Давай». Так и сказал. «Давай».

Я сжала колени крепче.

– Ни одна смерть не была легкой, но эта… – Он разжал руку и снова сжал, словно пытаясь вернуть пальцам чувствительность. – Эта навсегда оставила след во мне. Он был моим другом.

Я приложила ладонь к груди.

– Вы… убили друга?

– У меня не было выбора. – Он уставился на озеро. – Это не оправдание и не отговорка. Это просто надо было сделать.

Я не понимала, как он мог такое совершить, но мне требовалось понять.

– Почему? Что случилось бы, если вы не убили?

На его челюсти заходили желваки.

– Если бы я не забрал его жизнь, умерли бы десятки, если не больше.

– О, – прошептала я, чувствуя легкую дурноту.

Неужели его друг причинял вред людям, вынудив Эша вмешаться? Если так, то я могла понять. «Давай». Знал ли друг, что его нужно остановить? Я не стала спрашивать. Но хотела. Вопрос практически жег язык, но мне не казалось правильным задавать его. Как и не казалось правильным, что Эш был вынужден сделать такое, а также потерял еще одного друга из-за тех трех богов.

– Мне жаль, что вам пришлось совершить это.

Эш повернул ко мне голову и испытующе взглянул на меня.

– Я… – Он замолчал. – Спасибо.

– Не за что.

Я взяла прядь своих мокрых волос и начала накручивать на палец. Хотелось поделиться чем-нибудь личным, но не знала как. Как почувствовать себя достаточно уверенно для этого. Единственное, что пришло мне на ум и, к несчастью, сорвалось с губ, было совершенной нелепостью.

– Я терпеть не могу платья.

Повисла тишина.

– Что?

Наверное, это мне нужно зашить рот.

– Просто платья такие… громоздкие.

А еще терпеть не могу, когда мои бедра трутся друг о друга, но это я с ним обсуждать не буду.

Он пристально смотрел на меня. Неуютно было находиться в центре внимания его стальных глаз.

– Могу себе представить.

Я кивнула и с пылающим лицом уставилась на озеро, покрытое легкой рябью. Не следовало ничего говорить, тем более богу, который служит Первозданному. Но о том, что совершала, я не говорила никому. Даже сиру Холланду. До сих пор я не понимала, какой груз несут невысказанные слова.

Но не могла их озвучить. Они