Я с трудом принялся изучать первую новость. Только задействовав все свои жалкие познания, мне удалось разобрать, что три дня назад, в среду, император назначил графа фон Шенборн, урожденного Хуго Дамиана, имперского барона Рейхельсперг и Гепенгейм, графа фон Визентхайд и Альт Бизен тайным советником. Полностью удовлетворившись тем, что понял, по крайней мере, суть статьи, я перешел ко второй странице. Здесь сообщалось о прибытии турецкого аги. Чтобы не придавать слишком большого значения страшным османам, сообщение ограничилось восемью строчками, в то время как назначение графа Шенборна тайным советником расписывалось на двадцать пять.

Далее следовали смешанные сообщения из Венгрии, Польши и России (царь готовился к войне против татар), из Неаполя (землетрясение в городе Реджио), из Рима (кардинал Гоззадини благословляет епископа Перуджи). Потом я прочел сообщение о войне в Испании (французский генерал Вандом отступает с четырьмя тысячами пехоты и тысячью пятьюстами всадников в направлении Дофине) и другие новости из всех частей Европы. Поскольку время начало поджимать, я быстро продрался сквозь последние страницы. Здесь всегда печатались объявления, которые жители Вены читали особенно жадно: список лиц всех рангов, прибывших в Вену и покинувших город, крещения, свадьбы и смерти. Мне доставляло огромное удовольствие читать эту рубрику и искать имена, которые были мне знакомы, например имена моих клиентов. Однако сегодня на это не было времени. Я как раз хотел отложить «Виннерише Диариум» в сторону, рядом с «Коррьере Ординарно», когда взгляд мой упал на уведомление о вновь прибывших в город, особенно на одно имя:

Мои глаза в буквальном смысле слова прилипли к странице газеты. «Господин Милан». Милани?

У меня было такое ощущение, словно все колокола города разом забили пожарную тревогу. К удивлению примешивалось некоторое разочарование: после того как я изо всех сил расписывал триумф итальянцев в Вене, такое событие величайшей важности я обнаружил в немецкой газете, а не итальянской.

Я молниеносно оделся, выбежал из дома, громко хлопнув дверью, и бросился к выходу из монастыря. Где же почта? Наверное, на Волльцайле, по крайней мере, мне так кажется. Внутренне я подготовился к тому, чтобы спросить первого встречного, и уже заранее проклинал свой неуклюжий немецкий язык: «Простите, я искать станция почты…»

Я поспешил на улицу, где дыхание мое на холодном утреннем воздухе превратилось в беленькие облачка, и тут же свернул направо, на Рауенштайнштрассе. Возможно, все дело было в жгучем морозе, но в голове у меня все сложилось мгновенно: как мы вчера вечером встретили в монастыре молодого человека, разговаривавшего со слугой; девиз об орлах и воронах; а еще раньше – два носильщика, которые несли в монастырь тяжелый дорожный сундук, полный одежды; затем мысль о том, что у монастыря Химмельпфорте был второй дом для гостей, прямо на углу Рауенштайнгассе; сообщение в «Виннерише Диариум»; и наконец, когда я сломя голову поворачивал в боковую улочку, мысль, подобно лучу солнца пронизывающая туман, рожденная этим голосом:

– …а позже мы разыщем мальчика.

Я усмехнулся этому «мальчику», которым я уже давным-давно перестал быть, заторопившись, споткнулся о камень мостовой, возможно также, из-за головокружения, овладевшего мной, и поднял голову. Два смешных темных стекла очков на большом, напудренном белилами носу, смотрели прямо на меня, в то время как остальное лицо было наполовину скрыто под широкой зеленой накидкой и черной шляпой. Я не узнал его, но знал, что это он.

Стоявший рядом с ним вчерашний молодой человек с удивлением глядел на меня.

– Я… я здесь, господин аббат, – пролепетал я.

За внезапной встречей с аббатом Мелани последовали сердечные, братские проявления чувств.

– Дай обнять тебя, мальчик, – сказал он, отечески ущипнул меня в бок и коснулся кончиками пальцев моего лица. – Поверить не могу, что нашел тебя.

– И я поверить не могу, синьор Атто, – ответил я, сдерживая дрожь в груди и слезы радости.

Между нашей первой и второй встречей прошло семнадцать лет, между второй и этой, теперешней – одиннадцать. Долгое время я был уверен, что никогда больше не увижу его. А вот теперь Атто Мелани, князь шпионов, тайная ключевая фигура интриг половины Европы, а так же мой проводник по жизни и своим приключениям, снова стоял передо мной, из плоти и крови.

При каждой встрече он приходил ко мне, и каждый раз он приезжал издалека, из своего Парижа. Одиннадцать лет назад он застал меня врасплох в Риме. Его темная тень внезапно появилась из ниоткуда, в то время как я перекапывал клумбы виллы Спада. Я был в растерянности, и он чертовски этому обрадовался. Теперь он нашел меня здесь, в далекой Вене, на морозе габсбургской зимы, где я благодаря его щедрости возродился к новой жизни.

– Признайся честно, – сказал он, маскируя свою растроганность иронией, – ты не ожидал, что старик аббат Мелани появится здесь.

– Нет, синьор Атто, хотя знаю, что от вас всего можно ожидать.

После короткого, но теплого приветствия нам пришлось проститься. Я объяснил аббату, что мои заказы в Йозефштадте, к сожалению, не могут ждать; однако мы договорились встретиться вечером в районе собора Святого Стефана.

Аббат Мелани очень хорошо знал, каким ремеслом я занимаюсь в Вене, он ведь сам мне это устроил. Когда мы снова встретились спустя несколько часов, он, однако, не смог удержаться от того, чтобы не поднести к носу платок, едва почувствовал запах сажи, исходивший от моей одежды трубочиста.

– Нет худших шпионов, чем монахини, – мрачно заявил он, – давай будем избегать Химмельпфорте и подыщем себе спокойный уголок, где мы могли бы поболтать и чтобы нам никто не мешал.

Я знал, какое место подойдет лучше всего. Поскольку я знал аббата, я догадался о его желании и быстренько сбегал в монастырь, чтобы оставить для Клоридии и Симониса записку с адресом. Совсем неподалеку, в Шлоссергасль, была кофейня под названием «У Голубой Бутылки». Хотя здесь не бывали дворяне, но не приходили сюда и грубые подмастерья из простонародья, кроме того, здесь было запрещено услаждаться карточной игрой или игрой в кости, этим занятием для бездельников. Сюда приходило среднее сословие, всегда после обеда, поэтому здесь можно было встретить почтенного придворного сановника, усы которого были еще пропитаны кабаньим соусом, или почтенную гувернантку на тайном свидании с возлюбленным, когда было слишком холодно для того, чтобы встретиться между деревьями в Пратере. Ибо в кофейни ходят вовсе не затем, чтобы побыть в обществе! Каждый столик, каждая ниша, каждый укромный уголок – уже само по себе место, зарезервированное для встречи с друзьями, доверенными лицами и возлюбленными или же просто для того, чтобы почитать. В кофейнях не разговаривают; все шепчутся, ибо венцы знают толк в искусстве сдержанности, и никогда не встретишь на себе бесстыдного взгляда, как это часто бывает в Риме. Появление за столиком двоих или троих людей не мешает даже ворчливому одиночке. Я был там и могу заявить с полной ответственностью: тот, кто никогда не был в венской кофейне, не знает, что такое настоящий покой. В любом случае, среднее сословие не обедало в этот час, и поэтому заведение пустовало.