Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четверку вооруженных верховых, сопровождавших большую крытую повозку, одинокий путник не интересовал. Как и его странное поведение. Видимо, это гонец, которому не повезло с приказом доставить послание в разгар октана Огалтэ. Все пьянствуют дома с друзьями, а он с лошадью под открытым небом. Как не понять?
Когда расстояние между ними сократилось до двух десятков шагов, гонец удостоил встречных вниманием, вскинул руку и проорал:
– Да пребудет с вами милость Великого Огалтэ!
Старший из всадников Болток скривил губы. Они ведь тоже в дороге, едут вместо того, чтобы пить вино и лапать девок. Так что этого парня он понимает.
– И тебе того же, – ответил он, окидывая гонца внимательным взглядом.
Одежда простая, кое-где заштопанная, сапоги сильно разношены. Зипун дырявый. Кроме ножа на поясе, другого оружия не видно. Парень здоров, но сильно пьян. Опасности не представляет.
Правда, конь под ним чудо как хорош. Болток никогда не видел такого. Даже у цензора и префекта. Откуда такой скакун у гонца? Наверное, хозяйский, видимо, хозяин – богатый торговец или вельможа.
Болток дал знак сбавить скорость и выехал вперед. Трое других всадников остались у повозки. На встречного смотрели равнодушно. С их лиц еще не сошла сонная одурь. А настроение было поганым. В такие дни – и ни капли вина! Когда все вокруг буквально плавают в нем.
Болток подъехал к гонцу вплотную. Тот икнул, отпил из кувшина, пролив при этом немного вина на грудь, и с довольной улыбкой протянул сосуд дорожному знакомцу.
Тот отвел руку, посмотрел на гонца.
– Откуда едешь?
– Из Браумммса! – замотал головой гонец, унимая внезапно напавшую дрожь. – Ик! Послан… послан…
Он махнул свободной рукой, указывая на закат, и опять протянул кувшин Болтоку. Того, что его собеседник вооружен и в доспехе, словно не замечал.
– И что в Браумсе?
– Ничего.
Болток вновь отвел руку гонца, а тот вдруг выпустил кувшин. Глиняный сосуд с треском разлетелся на части, плеснув вином на землю. Гонец застыл, растерянно глядя вниз, потом перевел взгляд на Болтока. В глазах плескалась обида. Вдруг он махнул рукой и пьяно скривил губы.
– А-а… у меня… – Правая рука зашарила в дорожном тюке, привязанном к седлу. И вытащила еще один кувшин, правда, поменьше. – У меня еще есть. Угощайтесь!
Столь откровенное простодушие и незлобивость заставили Болтока улыбнуться. Парень точно не опасен и точно не подсыл. Грех такого обижать, да еще в праздник.
– Мы спешим, приятель, – мягко ответил он. – С праздником тебя и быстрого пути. Дай нам проехать!
Гонец мотнул головой, вновь поднес кувшин ко рту, а потом заставил своего коня сойти на обочину. Болток дал знак, и повозка тронулась с места. Троица всадников тоже пустила лошадей шагом.
Гонец смотрел на повозку изрядно осоловевшим взглядом. А когда увидел на козлах возницу, улыбнулся и кивнул.
– Эй!
Болток обернулся. Гонец поднял кувшин.
– Держи! Выпейте на привале! За Огалтэ и за дорогу! И за меня!
Болток покачал головой, а гонец вдруг подмигнул и бросил ему кувшин. Бросок вышел неожиданно сильным и точным. Словно его сделал не пьянчуга, а трезвый человек. Очень сильный и очень ловкий.
А вот Болток оплошал, не успел ни перехватить кувшин, ни уклониться. Сосуд ударил точно в лоб, разом отправив Болтока в забытье.
Остальные всадники не успели даже выхватить топоры, как слева и справа от дороги словно из-под земли вдруг выскочили три затянутые в лохмотья фигуры. Раздались едва слышимые щелчки, и всадники попадали вниз с седел.
Гонец, чудесным образом протрезвевший, прямо из седла ловко прыгнул на козлы. Возница хотел встретить его ударом, но перед глазами мелькнула смазанная фигура, а голова словно лопнула от мощной встряски.
Сидевший в повозке еще один путник успел вскочить на ноги и достать длинный нож. Но гонец поднял руку с каким-то чудны́м предметом, и путник упал с простреленной головой.
– Чисто внутри! – крикнул гонец.
– Чисто снаружи! – откликнулся веселый голос. – Серега, что у тебя?
– Сейчас.
Штурмин, он же пьяный гонец, быстро разбросал тюки и тряпье и увидел лежащую на дне повозки связанную веревкой фигуру. Пленник был без сознания.
…Невелика хитрость – замаскировать человека в поле. Тем более когда есть все необходимое. Вырыть неглубокую яму, лечь, прикрыться маскировочной накидкой. А сверху набросать земли, травы, всякий мусор. Даже опытный взгляд не сразу отыщет. А уж неопытный никогда.
План Штурмина был прост и надежен. Рус, Федор и Степан залегли у обочины, а сам Сергей изобразил пьянчугу. Все внимание людей цензора было на нем, на поле они и не смотрели.
Остальное дело техники. Усыпить бдительность, сократить дистанцию, выбрать момент и напасть. Шансов у местных бандитов никаких, тем более когда в ход идет оружие другого мира. А в результате – живой, хотя и без сознания эльф.
– Они его чем-то напоили, спит как убитый. – Штурмин осмотрел эльфа, потом развязал веревки. – Наверное, все время так держат. Но целый, повреждений нет. Несколько ссадин, и все.
В повозку залез Рус. Отодвинул тело убитого бандита, сел рядом с Сергеем.
– Что с охраной?
– Три трупа, старший пока живой. Он нужен?
Штурмин подумал, кивнул.
– Пригодится.
– Что дальше? Вызываем наших?
Сергей еще раз проверил дыхание эльфа, оттянул веко.
– Место открытое, вдруг кто поедет?
– Да и ладно! Опять прикинемся пьяными.
– Тогда вызываем.
Якушев откликнулся сразу, видимо, и впрямь следил за ними. Когда Штурмин подтвердил находку эльфа, Андрей попросил пять минут для связи с базой. А потом дал команду на включение аппаратуры.
Еще через две минуты прямо на дороге возникла небольшая палатка. Из нее вышли начальник медицинского отдела Комитета Константин Плавунов, врач Никита Жечко и… Глеб Щеглов собственной персоной.
Плавунов, коротко кивнув поисковикам, спросил:
– Где он?
– В повозке, – отозвался Штурмин.
– Ну, так несите его в палатку. Быстрее.
Медик явно нервничал и спешил. Сергей мимолетно подивился этому, но выполнил просьбу. Вместе с Русом перенесли эльфа в палатку. Там была обустроена целая походная лаборатория – приборы, инструменты, медицинская аппаратура. Свет давали две мощных лампы.
– Кладите на стол. Сюда, – указывал Плавунов. – Что это на нем? Да еще воняет…
– Снять?
– Нет. Бердин сказал, что надо оставить одежду. Она не помешает.