– Лазмету сказали, что до него дошла неверная информация о поле ребенка. Он казнил посланников, но принял тебя как родную, Кайра, и надежды Сифы оправдались.

На секунду я представила, как мать передает меня, запеленатого младенца, в руки Илиры Ноавек на фоне колышущейся ковыль-травы, и в ярости вернулась к реальности.

– То есть вы утверждаете… – Я склонилась над столом, тыча пальцем в лицо оракула. – Вы утверждаете, что мать отдала меня на воспитание кучке монстров? И что я должна? Сказать спасибо, потому что это делалось во имя моего блага?

– Не моя задача помогать тебе разбираться в своих чувствах. – Темные глаза Вары смягчились. – Я лишь рассказываю, как все было.

Я вся кипела. Меня переполнял неукротимый гнев. Хотелось стереть с ее лица эту веселость и мягкий взгляд. А прежде всего хотелось сбежать от боли, которая пронзала каждый изит кожи и покрывала ее черными кляксами.

Осмелившись в конце концов взглянуть на Акоса, я обнаружила его каменное и абсолютно обездвиженное лицо. От этого я еще больше пала духом.

– Я думаю, будет лишним напоминать вам, что во всем этом есть один огромный плюс – ваши судьбы, – сказала Вара.

– Судьбы? – повторила я, чувствуя себя совершенно глупой. – И что с ними?

– Есть причина, по которой судьбы не называют имена. Второе дитя рода Ноавеков пересечет Рубеж. Третье дитя рода Керезетов погибнет, служа роду Ноавеков. Моя дорогая девочка, третье дитя Керезетов – это ты. И я подозреваю, что твоя судьба уже с тобою приключилась.

Я театральным жестом прижала два пальца к шее, чтобы проверить пульс.

– Вот я глупая, не догадывалась, что я погибла, служа…

Я не договорила.

Это не может быть правдой, так ведь?

Брат заставлял меня пытать Акоса в подземной тюрьме, в которую он нас заточил. Ризек силой поставил нас на колени. Я изо всех сил вобрала в себя токодар, свято веруя, что достаточно сильна, чтобы выжить. Но на мгновение силы меня покинули. Это вполне можно было счесть за смерть. Мое сердце остановилось, а затем забилось заново. Я воскресла.

Я уже умерла, служа семье Ноавеков – служа Акосу.

Я бросила на него озадаченный взгляд. Судьба, встречи с которой Акос страшился, судьба, о которой он впервые услышал из уст моего брата, и которую принял… была моей.

И уже все случилось.

АКОС

Все, кем он был…

Керезет, обреченный судьбою на предательство тувенец…

Все это теперь было не про него.

Акос пока ни слова не вымолвил после чаепития с оракулом. Как и Кайра. По правде говоря, сказать ему было нечего. Акос не знал даже, на каком языке ему теперь говорить. Раньше для него существовали истины: тувенский – родной язык, на котором говорили дома; отирианский – язык пришельцев; шотетский – язык врагов. Все перевернулось.

Казалось, Кайра понимала, что Акосу не хотелось говорить. Возможно, она его не понимала. Да и как ей было понять? Она вспыхнула, словно щепка, когда услышала правду от Вары. Ее эмоции сменялись молниеносно. Кайра успокаивалась так же быстро, как и приходила в ярость. Но, несмотря на то что она не понимала настроений Акоса, она ему не докучала.

Кайра лишь нежно дотронулась до плеча Акоса и произнесла:

– Понимаю. Никогда не хотела, чтобы в моих жилах текла их кровь.

Да, верно. Кайра творила с Ноавеками историю, а Акос – кровь. Он пришел в замешательство – не мог определиться, что же было хуже.

Уснуть Акос так и не смог. Прогуливаясь по тропинкам вокруг храма, он не беспокоился о растущих повсюду опасных растениях и о жуках, которые могли убить его всего одним укусом. Большую часть растений Акос не знал, но встречались и знакомые виды. Он разглядывал их лишь для того, чтобы отвлечься на что-то хотя бы ненадолго.

Жуки подлетали и улетали. За исключением одного маленького, который уселся Акосу на руку. Он подергивал светящимися крылышками и шевелил усиками. Акос присел на садовый камень, чтобы разглядеть насекомое.

Почему-то жук напомнил Акосу Панцырника, которого он некогда одолел ради брони. Это произошло на полях за Воа, где водились эти существа, и бродили они, как правило, поодиночке. Акосу потребовалось некоторое время на осознание того, что несчастное существо не собиралось нападать на него. Панцырника приводил в бешенство Ток, а не Акос. Рядом с ним существо испытывало облегчение, как и Кайра.

Возможно, то же самое происходило и с этими жуками, которые избегали источников Тока, чья энергия была для насекомых чересчур мощной. Узор на их спинках напоминал пролитые чернила и был у каждого жука уникальным. Он загорался зеленым, переходящим в синеву, довольно успокаивающим цветом.

Спустя некоторое время покалывания крошечных лапок перестали тревожить Акоса, как и внушительных размеров щупальца жуков. Они были такими же маленькими чудовищами, как и он сам. Кто из них и в какой форме появился на свет, значения не имело.

Откровение оракула походило на комок скомканного пергамента, который все больше и больше разворачивался. Сперва Акосу открылось то, кем он больше не был. А затем – то, кем он был: шотетом. Ноавеком.

Человеком, который отнял у Акоса все – отца, семью, чувство защищенности, дом, – был его брат.

И человек, породивший Ризека, Лазмет, являлся биологическим отцом Акоса. И он все еще был жив. Это не на шутку тревожило Кайру, непоколебимую, уверенную Кайру. При виде одного лица Лазмета она приходила в ужас.

– Что же мне теперь делать? – спросил Акос у жука, отдыхавшего на его руке.

– Эта тварь тебе точно не ответит, – раздался позади голос Пэри. – Впрочем, я не знаю твоего токодара.

Акос резко обернулся. К счастью, жук еще не слетел с руки.

– Не подходи слишком близко. Жук-убийца все-таки.

– Похоже, ты им нравишься, – усмехнулся Пэри. – Что бы там у тебя ни было, выглядит это странно.

Акос кивнул. Это не подлежало сомнению.

Пэри встал на безопасном расстоянии напротив Акоса. Руки он держал в карманах.

– Вероятно, она рассказала тебе что-то сложное?

Акос сомневался, что слово «сложное» было здесь уместным. Жук сполз с большого пальца в рукав Акоса. Его клешни громко пощелкивали. Оставалось надеяться, что это не было подготовкой насекомого к атаке. Впрочем, Акос не склонялся к мысли, что жук собирался на него напасть.

– Знаешь, многие в нашей Солнечной системе причисляют оракулов к элите, – сказал Пэри. – Наделение людей судьбами, а как следствие, и важностью, кажется людям излишним проявлением благосклонности. Но они не понимают природы судеб и того, что оракул не в силах что-либо выбирать. Однако судьбоносные понимают больше.