– Я за эти дни много думал над оружием нашей пехоты. В батальоне не должно быть систем свыше 60 килограммов по весу – их же на своем горбу таскать по полю боя приходится, да и боеприпасы немало весят. В идеале как по нашим штатам – роты станковых пулеметов и 82‐миллиметровых минометов. «Сорокапяток» не надо, тяжелы для пехотных рот – это средства полкового уровня. Их заменят гранатометы – тот же взвод, но из четырех единиц. А вот средств борьбы с бронетехникой в батальоне нет. Первое, что на ум пришло, противотанковые ружья. Мы тут все сусеки выгребли, из Ленинграда трофеи «зимней войны» выслали, от прибалтийских армий осталось, у немцев с боя забрали много – наскребли почти две сотни ружей всевозможных систем – чешские, польские и германские в 7,92 миллиметра, английские в 13,97 миллиметра, швейцарские «Солотурны» и финские «Лахти» в 20 миллиметров, кунсткамера, право слово. Подбили десятка два танков, боеприпасы к ПТР израсходовали без возможности пополнения, но выводы сделали. – Гловацкий хлопнул по папке ладонью. – Такие ружья всем нужны, хотя бы по полдюжине на батальон. Но в то же время отмечают – лоб танков не берут, только борт, и то с близкой дистанции.

– Ружья и у нас делать будут! Задание Дегтяреву и Симонову дано, они разработают под патрон 14,5 миллиметра, принятый на вооружение. К зиме будут, я уверен – мы тоже неоднократно запросы отправляли.

– Хорошо бы, Климент Ефремович, – Гловацкий знал, что ПТРД под Москвой применили в ноябре, они тогда массово в войска пошли. – Но вот какая закавыка получается. Начнем борта им бить, там как раз 30 мм брони – немцы ведь тоже выводы сделают! Повесят броневую пластину, экраны уже ставят или танк тяжелее делать будут, с такой броней ни ПТР, ни наша «сорокапятка» его не возьмут. Типа нашего КВ – что мы делать будем? Коту под хвост все усилия, как с ротным минометом?!

– Ты меня не заводи, сам понимаю, что ружье для КВ не угроза, танки такие у них в следующем году появятся, по твоим же прогнозам, а нам сейчас от них отбиваться надо! Показывай, что придумал, не томи душу – чертежи вижу, хоть ты их ладонью накрыл.

– Этому гранатомету наплевать будет, что лоб, что борт – охреначит их так, что гореть будут долго и славно! И не в упор как ружья – а с двухсот метров гранатой попадет! Два года над этим думал, как ДРП увидел, потом реактивный снаряд у авиаторов в 82 миллиметра. Это законченный чертеж.

Ворошилов стал рассматривать чертежи, лист за листом, вначале всю конструкцию РПГ‐7, потом по отдельным узлам и внимательно читать текст к каждому. Задумался, морща лоб, а Гловацкий спокойно курил. Сам внутри души боялся одного вопроса…

– Вижу, ты все продумал в тщательности, как всегда! И когда только успеваешь, Николай Михайлыч? Теперь понимаю, Таубин потребовался тебе все это воплотить в новом гранатомете! А если не сделает?!

– Сделает! Обязательно сделает! Иначе загрызу, стрелять не буду! За тех своих бойцов, что с бутылками танки жгли!

– Понятно. – Ворошилов отвел взгляд, зачем-то потер ладонью шею и задумался, пристально глядя на генерала. Затем встал и резко произнес: – Эти все папки забираю, и не спорь! Время важнее! Я в Москву вылетаю, сейчас по ВЧ позвоню товарищу Сталину. Так, что еще у тебя есть?

– Несколько предложений уже чисто технического характера. Наша полковая пушка образца 1927 года слишком тяжела, без малого тонна весом. Катать на поле боя руками тяжело. Необходимо уменьшить вес вполовину, до «сорокапятки». Предложили попробовать поставить на ее лафет прежний ствол – может, получится. В артиллерии, как знаю, такие системы дуплексом называются. Бумаги все здесь. – Гловацкий пододвинул к маршалу папку с очередным набором донесений и расчетов. Этому научила прежняя жизнь – любая бюрократия, а военная особенно, слов не любит – ей нужны рапорта, донесения, расчеты и чертежи с обоснованиями. Вот он чуть трепал нервы этой отчетностью всех комдивов и комбригов, но не кнут предлагал на шкуре отведать, а сладкий пряник в виде дополнительного вооружения. Сработало так, как нужно! Надо только правильные вопросы поставить и к ним подвести аккуратно. И будут те же выводы, что сами в этой войне сделали, пораньше, правда. А время на войне дорого, оно человеческими жизнями оплачивается. Кровью солдатской!

– Давно хотели ее заменить, даже новые сконструировали. Да тот же Грабин сделал. Вот только как-то руки никак не дошли! Так что давай и эти бумаги! А в тех папках у тебя что?

– По штатному расписанию 111‐й, 118‐й и 235‐й дивизий! Они у нас наступать будут, ударным кулаком. Усилить артиллерию требуется – на одну батарею гаубиц М‐30, на две Ф‐22 или Ф‐22 УСВ, полковых и батальонных минометов по максимуму – 117 штук. На это пополнение имеющихся здесь и поступающих из Ленинграда ресурсов хватит. В каждом полку из лучших бойцов сформировать две роты автоматчиков, вооружить СВТ, ППД и ППШ. Приказал на каждый батальон дать по два германских ПТР из трофеев. И еще нужны ДШК – десятка три. Штаты ненамного увеличатся – в дивизии станет 11 тысяч 700 бойцов и комсостава без учета запасного батальона. Вот все необходимые расчеты и рапорта, включая мой. – Гловацкий отдал еще одну папку, маршал Ворошилов принялся внимательно изучать бумаги, доставая лист за листом. После непродолжительного молчания произнес:

– Сейчас наложу резолюцию о согласии. Пусть будут временные штаты на время проведения наступления. Отдай штабам на согласование, пусть без промедления вводят. Тут ты еще раз полностью прав – их усилить всячески надо, чтоб действительно сильные были!

– Климент Ефремович, такие штаты должны стать постоянными для наших лучших и проверенных дивизий! Они вроде как ударные, в то время как другие обычные. На них можно положиться, оружие будут использовать со знанием и умением. Не подведут!

– Не подведут они, прав, – подтвердил маршал и с хитринкой в глазах спросил: – А то были у нас такие – от границы драпали, оружие побросав! Потому ты все новое вооружение только своим передаешь, даже «дегтярей» в удвоенном числе, как при прежнем штате?

– Именно поэтому, Климент Ефремович! Считаю, что лучшему бойцу – лучшее оружие! Он правильно распорядится, толково, с большим ущербом для неприятеля! А вот неумелому что ни дай, хоть новейшее оружие, то либо сломает, либо потеряет! Уж лучше такие дивизии, я обычные имею в виду, с мобилизационных складов вооружать – «мосинки», «наганы» и трехдюймовки с «максимами» для них в самый раз. Стахановцы на производстве есть, но их немного, так же и на фронте. Хорошие бойцы есть, и плохие… танцоры тоже есть, хотя всем известно, что им танцевать мешает!

Ворошилов задорно рассмеялся, чуть ли не до слез, утер ладонью глаза. И неожиданно подмигнул генералу, словно мальчишка, а не мужчина 60 лет с маршальскими петлицами на кителе и с десятком орденов на груди.

– Верно! Девиз дивизий прорыва – лучшему бойцу, лучшее оружие! Как там у тебя в памятке для снайперов сказано: если научится целиться в трубку, и попадать постоянно – таким можно дать и оптику! Так что доводи ударные дивизии до нового штата, пусть временно…

– Нет ничего постоянного, чем временное, товарищ маршал Советского Союза! Остается проверить на деле одну народную мудрость – русские долго запрягают, но быстро ездят!