– Снова погрузился в свои размышления, да, Себас? Точно как когда ты был маленьким, – смеется Валерия. – Подумай еще немного, но я все еще жду ответа на свой вопрос. У меня душа болит при мысли о том, что ты ни разу не навестил меня за прошедшие десять лет. Твоей матери было бы за тебя стыдно.

Мне хочется сказать какую-нибудь колкость. Что-нибудь, что сказала бы на моем месте Одетта. Какую-нибудь поэтичную фразу, которая оправдает десять лет трусости. Однако я уверен, что Валерия тут же меня раскусит, как моя мама.

– Я был не готов, – просто отвечаю я.

– Claro, – кивает она. – Боль от того, что ты потерял, никогда полностью не утихнет, и это сложно – стать тем, кем ты стал. – Валерия протягивает мне правую руку. – Что ты хочешь использовать в качестве своего талисмана?

Не говоря ни слова, я снимаю с мизинца левой руки перстень с печаткой. На нем изображен символ Львиных чертогов: геральдическая лилия в пасти ревущего льва.

Валерия берет перстень из моих рук, рассматривает его, вертит перед глазами.

– С этой вещицей связано немало чувств и эмоций, – говорит она, проводя подушечкой пальца по символу. – Верность, тоска… гнев. – Ее глаза распахиваются шире. – Я ощущаю отголоски твоего дяди в этом перстне. – Впервые в ее голосе проскальзывает раздражение. – Вещь, которую ты выберешь в качестве своего талисмана, будет с тобой до скончания времен. Это единственное, что позволит тебе гулять при свете солнца. Если ты потеряешь или забудешь свой оберег, другой создать будет невозможно.

– Я понимаю, – говорю я.

– И все равно не хочешь выбрать другой предмет? Что-нибудь… un poco menos maldito?[92]

– Полагаю, проклятое кольцо – самый что ни на есть подходящий выбор.

– Что ж, хорошо. – Едва заметный вздох срывается с губ Валерии, она как будто сдается. Затем она тянется к рукаву и извлекает из того тонкий кинжал из серебра.

Я реагирую точно так, как отреагировал бы любой вампир в присутствии подобного оружия. Оружия, которое может меня ранить. Я отстраняюсь, издавая гортанное шипение.

Валерия усмехается.

– Когда ты позволяешь своим страхам управлять тобой, ты чертовски напоминаешь мне своего отца. Как там говорил обычно Рафа? Сначала действуй, а потом извиняйся. – Она закатывает глаза, точно смотрит на небеса.

Я стискиваю зубы, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не подтвердить ее слова. Жажда продемонстрировать худшую часть своей новой сущности сильна. Арджун был прав. Страх и злость и впрямь две стороны одной монеты.

– Нет? – Валерия качает головой и цокает языком. – Быть может, ты не так похож на Рафаэля Феррера, как я полагала. – Она поворачивает кинжал рукояткой ко мне и одновременно толкает на другую сторону исцарапанного деревянного стола керамическую миску. – Мне нужно девять капель свежей крови. Не больше. Не меньше.

Мою кожу жжет огнем, когда я делаю порез на указательном пальце. Лезвие отлито из чистого серебра, поэтому порез не заживает, и кровь течет из раны, движимая той же темной магией, которая заставляет ее бежать по моим венам. Я отсчитываю девять капель, глядя, как они собираются на дне глазурованной миски. Валерия резко забирает ее и поворачивается к нам спиной, пока делает свою работу.

– Прикуси язык и прижми его к ранке, – подсказывает она через плечо. – Быстрее заживет.

Арджун с восхищением наблюдает, как порез на моем пальце затягивается со звуком, который бывает, когда кистью проводят по холсту. Несмотря на то что он притворяется равнодушным, его явно восхищает работа Валерии. Волшебницу вроде нее – ту, в чьих жилах течет кровь древних фей, редко можно встретить в мире смертных. Предки Валерии умели призывать магию стихий, когда жили в Сильван Уайль, так что ее наделила талантом сама земля.

– Мне жаль, что тебя постигла подобная участь, Себас, – говорит Валерия, наливая другую жидкость в керамическую чашку. Черный дым поднимается оттуда, и искры летят во все стороны, когда она измельчает сухие листья граненым пестиком. – Твоя мама…

– Я в курсе, она бы вряд ли обрадовалась, – прерываю ее я. – Однако принимая во внимание обстоятельства, сомневаюсь, что она бы предпочла мою смерть. – Мне смешно от этого вопроса, потому что в нем есть жестокая ирония. – Меня переполняет ироничный смех. Всего несколько недель назад я сказал Одетте, что предпочел бы смерть обращению.

Валерия шмыгает носом.

– Она бы хотела, чтобы ты был счастлив.

– И все? – мрачно шучу я.

Закрыв глаза, Валерия делает осторожный вдох. Когда она выдыхает, то произносит несколько неразборчивых слов, которые будто бы пронзают прохладный воздух насквозь. Затем она кидает мой перстень с печаткой в чашу и ставит ее на подоконник, прямо под луч лунного света, высвечивающий вьющийся над чашкой черный дымок.

Арджун подходит ближе, его любопытство очевидно.

– Никогда прежде не видел, как волшебницы земли творят магию, – признается он.

– Это не магия из Сильван Уайль, – говорит Валерия, наливая воду из кувшина в тазик и омывая руки. – Это магия народа моей матери. Мы не просто рождаемся с даром, магии нужно обучаться, и необходимо иметь веру, чтобы контролировать такие силы. – Она ставит на середину длинного стола накрытую тарелку, а рядом с ней горку нарезанных овощей.

Затем Валерия начинает обваливать кусок сырого мяса в муке.

Несмотря на свою любознательность, Арджун отходит от розового мяса.

– Ключевой ингредиент идеального гамбо[93], – говорит Валерия, – в том, что мясо аллигатора сначала нужно хорошенько натереть специями и слегка поджарить. Если использовать мало специй, то станешь пуританином, который на ужин предлагает тарелку песка. – Она смеется себе под нос. – Другое дело гугеноты…[94] те по крайней мере умели готовить соус. – Ловкими движениями она продолжает резать крокодилье мясо на кусочки. – Друг Себаса… у тебя имеется имя?

– Арджун. – Он прочищает горло. – Арджун Десай.

– И есть ли у твоего имени какое-то значение? – продолжает задавать вопросы Валерия.

Лицо Арджуна заливает краска.

– Оно значит «сияющий лорд».

– Твоя мать, вероятно, ожидала от тебя великих свершений.

– Мой отец дал мне это имя.

Валерия задорно усмехается.

– Claro, – хохочет она. – А знает ли наш сияющий лорд, что такое святая троица?

– Отец, Сын и Святой Дух, – отвечает Арджун без колебаний.

– Неправильно, – говорит Валерия. – Наша святая троица включает в себя лук, сельдерей и болгарский перец. – Широким движением она зажигает огонь на железной плите рядом, а затем начинает растапливать кусок масла на сковородке. – Знаю, подобная еда неинтересна твоему виду, Себас, но я надеюсь, ты и твой друг отужинаете с нами. Еда – способ отпраздновать жизнь. Чем больше мы отдаляемся от живых, тем глубже тьма пускает в нас корни. – Она смотрит на Арджуна, пока высыпает ложку муки в растопленное масло, чтобы сделать соус. – Я слышала, что этириалы из Уайль любят еду, даже если она приготовлена в мире смертных.