Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я выхожу под свет газовой лампы, ее лицо искажается, она меня узнает. А затем надувает губы.
– Себастьян Сен-Жермен, – говорит она, и хмурая морщинка появляется у нее между бровями.
Мои глаза округляются.
– Элуиз?
Она подходит к нам, придерживая подол своей цветочной юбки. Изящный шарфик у нее на шее повязан точно так же, как у ее матери, уголки подобраны треугольником.
Элуиз дергает подбородком, подзывая нас к задней части магазина. Мы проходим за шторы в темноту, и она разворачивается с явным недовольством.
– Так это, получается, правда? – спрашивает она. – Ты стал созданием, чья сущность погубила твою матушку.
Что-то мерцает во взгляде ореховых глаз Арджуна.
– Совсем не обязательно…
– Cillaté[85], сынишка феи, – обрывает его Элуиз. – Сейчас ты в моем доме.
Негодование наполняет мою грудь, но я заставляю себя посмотреть на нее с насмешкой.
– Вижу, мало что изменилось с тех пор, как мы были детьми, Элли.
– Не называй меня так. – Она делает шаг мне навстречу. – Ты потерял это право, когда твоя семья перестала общаться с моей десять лет назад, несмотря на все то, что мы делали для вашего вида на протяжении многих лет.
Я делаю шаг назад, чувствуя себя не в своей тарелке от ее враждебности.
– Мне сказали, сегодня моему виду здесь рады. Но если это не так, то…
– У меня нет разногласий с твоим видом. Мои разногласия лично с тобой. Если моя мать рада тебе, это не значит, что и мне приятно видеть твою наглую рожу. – Верхняя губа Элуиз пренебрежительно кривится.
– Ты не выносишь даже моего присутствия?
– Claro[86], и пускай теперь ты даже красивее, чем когда был ребенком. Это и правда неприемлемо. У мужчин не должно быть таких ресниц. Это просто непристойно.
Арджун смеется, и Элуиз одаривает его испепеляющим взглядом.
– Тебе должно быть стыдно, – говорит она, скрещивая на груди руки. – Разве ты не из Сильван Уайль? Как ты стал прислугой Сен-Жермена?
Этириал бледнеет от ее оскорбления. Редко удается увидеть неприкрытую эмоцию на лице Арджуна.
– Мне нравится его стиль, – говорит Арджун.
– Другими словами, он хорошо тебе платит. И я полагаю…
– Элуиз. – Другой голос доносится с лестницы, расположенной в дальнем углу плохо освещенного помещения. – Es suficiente[87].
– Si, mamá[88], – отвечает Элуиз, не оборачиваясь.
Валерия Генри подходит к нам, кладя руку на плечо дочери, чтобы ее успокоить. От нее пахнет свежесрезанными травами и овощами, а темная кожа словно светится в полумраке.
– Приятно видеть тебя вновь после стольких лет, Себас, – говорит Валерия.
Лишь Валерия и моя мать называли меня Себасом. Слышать это имя вновь все равно что получить удар в грудь.
С усмешкой на губах Валерия поворачивается к дочери:
– И будь уверен, что отчасти Элуиз тоже тебе рада.
Элуиз фыркает.
– Ты похож на своего отца даже больше, чем когда был ребенком, – говорит Валерия, снова глядя на меня. Затем ее глаза устремляются к Арджуну. – А кто твой друг? – Она прищуривается, пытаясь угадать. – Ее карие глаза сужаются от раздумий. – Полукровка из Уайль? Muy interesante[89].
Арджун гордо выпрямляет спину.
– Ну, – начинает он, – я бы описал наши взаимоотношения скорее как деловы…
– Да, – обрываю я. – Он мой друг.
Валерия кивает.
– Держи друзей близко, – говорит она, – ибо никогда не знаешь, когда их могут у тебя отнять, как у меня отняли твою маму. – Ее голос стихает из-за печальных воспоминаний. – Sigueme[90]. – Она поворачивается к лестнице и рукой дает нам знак, чтобы мы шли следом. Обжигая нас взглядом, Элуиз уходит обратно в магазин, чтобы помочь новому посетителю выбрать парфюм.
На втором этаже здания располагается комната, которую я не видел уже десять лет. Кухня посреди огромного, лишенного стен, помещения совсем не изменилась с тех пор. Веточки тимьяна, розмарина, лаванды и орегано развешаны вдоль длинного деревянного стола, усеянного выбоинами и царапинами. Котелки и сковородки стоят на дубовых полках вдоль дальней стены, а над ними ряд старинных книг, корешки которых настолько рассохлись, что кажется, вот-вот обратятся в пыль. Воздух здесь, наверху, прохладнее и свободнее, почти что как на втором этаже ресторана «Жак». Он наполнен невидимой магией.
– Твой дядя сообщил мне, что тебе понадобился fetiche, – говорит Валерия, подходя к длинному деревянному столу и начиная убирать все с его поверхности.
Я киваю.
Она поджимает губы.
– Прошло больше семи недель с того момента, как тебя обратили. Почему ты так долго ждал, прежде чем прийти ко мне?
Прямолинейность, с которой она общается, напоминает мне о матери. Это одна из причин, по которым я избегал ее после того, как потерял свою семью. Мне было тяжело находиться рядом с кем-то, кто похож на мать, появлялось ощущение, что я пытаюсь найти ей замену.
Валерия Генри и Феломена Сен-Жермен выросли вместе в самом сердце Vieux Carrt. Они научились практиковать магию santeria[91] у тети Валерии, когда были маленькими и вместе ходили на мессы каждые среду и воскресенье. Именно Валерия познакомила мать с моим отцом. Учитывая все случившееся, мне интересно, жалеет ли она об этом теперь.
После того как моя сестра Эмили погибла при пожаре, дядя нашел следы от когтей в руинах обгоревших стен. И вопреки тому, что я говорил всем, что пожар начался по моей вине, никто не стал меня слушать. Никодим и другие члены моей семьи с радостью обвинили волков в смерти моей сестры. Одержимая жаждой мести, мать потребовала у моего дяди обратить ее в вампира, чтобы она смогла сражаться в предстоящей войне. Но обращение привело к безумию. Вскоре она стала одержима мыслями отыскать исцеление, вновь стать человеком. В итоге она вышла на солнце меньше чем через шесть месяцев.
Скорбь поглотила моего отца вскоре после этого. Когда Никодим отказался обращать его, отец взял меня с собой на Гаити в поисках другого вампира. Потерявшего голову от печали и опьяненного кровью невинных, его постигла та же участь, что и мою мать годом раньше.