— Да-а-а… — протянул Татищев. — Может, повечеряем, Иван Никитич?

— Нутром маюсь, Фёдор Афанасьевич. Отвык от моря, а на этом голландском чолне, как на качелях. Вверх, вниз, вверх, вниз… Да ещё елозит из стороны в сторону, как на плоту по перекатам.

— Дно-то у них плоское… Капитан сказывал.

— Это понятно, — поморщился Беклемишев от очередного холода в желудке, вызванного резким падением корабля с пятиметровой волны. — Я солёные сухари…

— А я, с вашего позволения, пойду, откушаю голландской каши.

Беклемишев снова поморщился, мысленно отправляя Татищева к чёрту. От образа рисовой каши с жирным мясом его снова чуть не вывернуло. Он терпеть не мог путешествовать по морю. Хотя… И по рекам тоже не особо приятно: То мели, то перекаты, то волоки и пешие переходы… то мошкара… Эх, то ли дело зимой да на санях… Лежишь себе, в медвежьи шкуры и соболя закутанный, и дремлешь, как медведь. Но снега Иван Никитич не видел уже три года.

— Я вот всё голову ломаю… Как мы таким поездом посуху пойдём? Это ж скокма провианту потребуется?

Посол почесал подбородок под густой чёрной с обильной проседью бородой.

— Да, как пойдём? — Охотно откликнулся Татищев. — Как армии ходют?

— Армии провиант отбирают у селян…

— Да у кого-отбирать-то? — Рассмеялся дьяк. — На волоках людишки рыбным промыслом живут. А городов до Воронежа то и нет… Да и то — не город. Пять землянок три окопа… Помнишь же?

— Да помню… — Иван махнул рукой. — О том и говорю. С собой харч везти нодоть. До Вороны-то и в её верхи на парусах дойдём, а там в самую распутицу попадём. Ох и намаемся… Да и где столько стругов да ушкуев взять, кои по нашим мелям пройдут? Мниться мне, что не пройдёт вся армия шахиншаха по Дону разом. Малым числом придётся плыти.

— Да, как, малым-то? Нас токма более сотни людишек… Ништо, что оружия нет. Может у Азовцев добудем? А может у воев шаха, что в Азове останутся? Отобьёмся. А за харч… Кроля там видимо невидимо… Раков…

— Тьфу, прости господи!

— Простит господь, простит… Лишь бы до кремля Рязанского добраться. А там, почитай, уж и дома.

— И то… За разговором вроде отпускает, — вздохнул посол, снова переводя разговор на свои ощущения.

— Стихает море-то… Может повечеряем?

— Не… Я лучше вина выпью кислого и сухарями заем. Скажи, чтобы вынесли.

Фёдор Афанасьевич, широко расставляя ноги, зашагал в сторону камбузного навеса, расположенного между фоком и гротом, от которого исходил дух плова. Перловкой русичи называли рис. Выговаривать «сарацинская пшеница» было долго, а латинское «Ориза», почему-то у русов не приживалось.

Рис в России не культивировался, и почитался за дорогой «импортный» продукт, потому и прозывался «перл» — жемчуг.

Вскоре должен был показаться донской лиман, и он показался.

— Слава тебе, господи! — сказал, перекрестив себя, Беклемишев. — Треть пути пройдена.

— Четвертушка, — покачал головой «товарищ» и вздохнул.

Посол махнул рукой и ткнул пальцем вперёд.

— Гляди-ка, Фёдор, стругов-то, стругов!

Фёдор тоже вперился, щурясь, вдаль.

— Ёшкин дрын! — Восхитился он. — Ай да шахиншах! Где ж он столько стругов настругал?!

По правому, более крутому, берегу стояли на «бочках» сотни небольших пустопорожних парусно-вёсельных корабликов. Далее только под парусом не пойдёшь. Без вёсел даже против слабого Донского течения не подняться. А тут… Всё, как надо, и парус и вёсла!

Подошёл капитан.

— Ну, что, господа, будем перегружаться?

Глава 18

Мы с друзьями вышли в сторону Азова следом за посольским караваном и немного понаблюдали за перегрузом, пройдя вдоль каравана на маленькой «китайской» джонке. Господин Магельянш собирал их ловко и быстро, сохраняя китайское качество и секретные технологии в строжайшей тайне. Новые верфи Тавриды работали быстро и слаженно. Стапели тоже были разборные и монтировались на любой, даже не ровной, площадке максимум за трое суток.

Благодаря элементарной стандартизации деталей корабли семи типов можно было собирать, как конструктор, на любой сторонней верфи, но наши верфи были идеально выверены и симметричны во всех трёх проекциях, поэтому корабли собирались легче и быстрее.

Сборка длилась около полумесяца. Это и продемонстрировали бразильские мастера, собрав на верфях Стамбула и Тавриды около ста пятидесяти плоскодонных парусно-вёсельных кораблей за год. Вездесущие венецианцы изумлялись и лезли во все щели. Пытались лезть.

Бразильские индейцы тупи становились хорошими администраторами и мастерами, а малайцы отличными исполнителями простых работ. Были среди тупи и лентяи, но таких мы с собой в «иной мир» не брали. Имелись, конечно, случаи возврата особо нерадивых в племя, и это был такой позор для семьи, что последние пять лет никто из индейцев «обструкции» не подвергался.

По прибытии в устье Дона я осмотрел плантации недавно посаженного риса и уже начавшие колоситься поля пшеницы, ржи и овса, посаженные в марте. На берегах Дона земли были удобрены многими поколениями овец и коз, поэтому и всхожесть была высокой, и колос хорошо набирал цвет.

Мы с Фернаном достаточно «наэкспериментировались» в растениеводстве, и тут уже в первый год получили хороший урожай зерновых. Но главное, что мы поняли, особенно здесь, что у растений имеется множество врагов, и основной враг — это грызуны и насекомые. И поэтому здесь мы особенно серьёзно подготовились к севу.

В степях Придонья грызунов было много и разных: и суслики, и мыши, и тушканчики, и хомяки… Мама дорогая, сколько! Встречались и заражённые чумными паразитарными насекомыми. Чума в Русь, как я вдруг осознал, шла отсюда и из других степных районов Волго-Донского междуречья, ведь на крупных грызунов, коих в Придонье были тьмы, кочевники охотились и ради шкурок, и для еды. Причём, сами ногайцы чумой практически не болели.

В наших алхимических лабораториях, устроенных, в основном, в городах османской империи, где мистицизм приветствовался и алхимия не преследовалась законом, работали обученные в бразильских школах индейцы. Особо одарённые проходили краткие университетские курсы и продолжали экспериментировать самостоятельно, но по разработанным методичкам и согласно утверждённому плану. Они искали химические вещества, влияющие на вредителей и на всхожесть растений. Так, например, мы поняли, что фосфорные удобрения ускоряют рост эвкалиптов, а азотные — нет. Рыбы мы вылавливали много, как и креветок в Бразилии. Из мелкой рыбы делали муку, из хитина азотные удобрения.

В первый год мы сняли два урожая картофеля, удобрив поля одновременно и рыбным туком, и хитином. Однако климат оказался засушливый и нам пришлось приложить много сил, чтобы посевы не зачахли. За эту зиму мы построили сеть оросительных каналов, перекрыв русла многочисленных притоков Дона.

Поэтому я отметил, что борьба с грызунами продолжается. По