– Нет, не утратили! Они подходят для нас!

– Хочешь переселить людей?

– Да, хочу! Они больше не будут ютиться в обломках полуразрушенных палуб! И орбиту станции мы не изменим, пока ядро реакторов нестабильно!

– Ты стала совершенно невыносимой!

– Просто я больше не подчиняюсь тебе, Хорс! Восстановление станции – дело долгое и сложное. Мы не отказываемся от своих обязательств. Пожалуйста, передай другим морфам, втолкуй им – мы с Глебом и так делаем все возможное!

* * *

Испортив настроение Мишель, Хорс оборвал разговор на полуслове, вышел не попрощавшись.

Оказавшись в коридоре, морф мгновенно мимикрировал, сливаясь с фоном окружающего. Злой, сбитый с толку, он замер, размышляя над сложившимся положением.

Хорс страшился происходящего. Если верить показаниям немногих уцелевших датчиков, следовало признать: мира, вокруг которого обращается Н-болг, больше не существует! В считаные дни он исчез, вместо него остался оптический фантом. Как станция до сих пор сохраняет параметры орбиты, что служит источником гравитации – он просто не понимал, но и инстинкты, и рассудок проявляли единство в оценке ситуации. Н-болг необходимо срочно переместить!

Почему хомо медлят? К величайшей досаде старого морфа только у них есть способности, позволяющие манипулировать основными системами станции.

Хорс отделился от переборки, свернулся в шар, покатился по коридору.

«Глупые хомо! – раздраженно думал он. – В их руках невероятная власть, они способны вершить судьбы миров, а тратят время и силы попусту!»

Он остановился на перекрестке коридоров, вновь нехотя принял человекоподобный облик.

Глеб и Мишель должны спасти станцию! Их непонятная болезнь под названием «любовь» уничтожает здравый смысл. Но с этим, похоже, уже ничего не поделаешь.

Отсек, куда вошел морф, сиял стерильной чистотой. В центре возвышались блоки медицинского оборудования. Все системы жизнеобеспечения работали, и – Хорс снова разозлился – сюда ежеминутно поставлялось огромное количество ресурсов!

Седой старик сидел в глубоком кресле. Его водянистые глаза безучастно созерцали космос, взгляд Русанова тонул в звездной бездне.

Заслышав шаги, он, не оборачиваясь, спросил:

– Какие новости, Глеб?

Не дождавшись ответа, он с трудом повернулся, заметил Хорса, скривился, хотя в глазах вдруг промелькнули искры жизни, упрямые, светлые, пронзительные, непонятные.

– Зачем явился?

Морф мысленно соединился с доступными для него подсистемами, активировал еще одно кресло. Усевшись в него, он мрачно взглянул на Русанова и произнес, стараясь говорить дружелюбно:

– Хочу поговорить.

Русанов изо всех сил старался унять лихорадочный прилив сил, выглядеть как прежде, апатично, вяло, но справиться с чувствами оказалось нелегко.

– Я понимаю тебя, – продолжил морф.

– Понимаешь? – Взгляд Русанова окончательно утратил водянистость.

– Да. Мой сородич держал тебя в плену, мучил слияниями. Можешь ненавидеть его, в частности, но…

– Говори короче. Зачем пришел?

– Глеб тратит время и ресурсы. Неоправданно рискует, пытаясь выяснить судьбу людей, живших на планете.

– Ты уже приговорил их? Говоришь в прошедшем времени?

– Им не выжить.

Русанов покачал головой.

– Ты совершенно не понимаешь нас, морф. Думаешь, я смирился, сижу и созерцаю космос в ожидании смерти?

– Разве не так?

– Я еще жив! – сипло выдохнул Русанов. – И нахожусь в здравом уме. Значение гравитации не изменилось. Значит, планета на месте, иначе Н-болг уже разорвало бы на части.

– Станцию нужно переместить!

– Эту рухлядь?! – Русанов усмехнулся. Морф в полном отчаянии. Это хорошо. – Н-болг не выдержит, – он сознательно подлил масла в огонь. – Двигатели не включались столетиями. Энергии нет. Корпус поврежден. Гасители инерции не работают.

– Ты говоришь так, потому что умираешь!

– Нет, Хорс. Я трезво оцениваю шансы. И умирать мне рановато. Еще поживу. И ты мне поможешь в этом!

Ц’Ост заметно напрягся:

– Каким образом?!

– Ген морфа. Ты привьешь его мне. Мы совершим сделку. В обмен ты получишь надежду выйти живым из этой передряги.

– Откуда тебе известно о гене морфа?! – Хорс даже не пытался скрыть удивления и замешательства.

– Неважно. Ты ведь хочешь спастись?

– Ген морфа… – Ц’Ост занервничал. – Он тебе не поможет! Ненадолго приостановит неизбежное. Ты слишком стар. Процессы регенерации не начнутся.

– Неважно. Сколько ты мне гарантируешь?

Хорс задумался.

– Пару месяцев. Не больше.

– Этого вполне достаточно. Еще от тебя потребуется хондийский корабль и соответствующие улучшения его бортовых систем, чтобы тот поддерживал мою жизнь.

– Ты все же сошел с ума! Ген морфа и космический корабль в обмен на надежду? Что такое «надежда»? Слово вашего языка! Звуки!

– Одно слияние, Хорс. Я его выдержу. Перемещать станцию – вот настоящее безумие. Разрушения слишком велики. Конструкция не выдержит. Но есть другой вариант спасения – «Прометей».

– Его не нашли.

– Плохо искали!

– В лучшем случае корабль дрейфует где-то на окраине системы!

– Знаю! Лететь долго. Искать сложно. Но я готов рискнуть.

– Говори яснее, хомо! В твоей решимости нет смысла! «Прометей» разрушен!

– Дай мне способ управлять хондийским кораблем, питаться от его подсистем, и я отыщу колониальный транспорт! Степень его разрушений не имеет значения. Гиперпривод цел, я это знаю наверняка! Остальное восстановят сервы.

– А мы?

– Все обитатели станции должны ждать моего возращения под защитой стазиса!

Морф задумался.

– Твой план не одобрят. Шанс очень мал.

– Мне не нужно ничье одобрение. Это моя жизнь, мой риск! Моя альтернатива медленной и мучительной смерти! Иди, Хорс, и подумай хорошенько. Такие предложения не делаются дважды.

Морф, озадаченный и сбитый с толку, встал.

– Я буду думать. – Он обернулся. – А хомо согласятся уйти в стазис?

– Не сомневайся. Они лучше твоего понимают, что такое надежда.

Дверь за Ц’Остом плавно закрылась.

– Он согласится. – Русанов обращался к призраку, силуэт которого снова возник в отсеке. – Координаты точны?

– Орбиту «Прометея» удалось вычислить с минимальными погрешностями. Но вам придется переговорить с Глебом Полыниным и Мишель. Ввести их в курс дела.