* * *

Эшранг ушел, оставив Бестужева наедине с новой информацией.

«Я не справлюсь». Егор расхаживал по террасе, пытаясь найти приемлемое решение. Он всерьез воспринял предупреждение Эшора. Тому действительно не было смысла лгать. Многие события истории открывались вновь или подвергались сомнению. Но важно другое. Почему армахонты не вмешались? Вот главный вопрос. И наиболее логичный ответ на него уже прозвучал в разговоре.

Они ушли со сцены истории? Но кто мог их уничтожить?

Егор ставил себя на место армахонтов и понимал: вмешаться в события было для них нетрудно. Навести порядок, который царил в космосе на протяжении десятков, а может, и сотен тысяч лет. Прав эшранг. Они не смогли ничего предпринять в силу неодолимых причин, превышающих их богоподобные возможности.

Мысль заходила в тупик. Простое решение смертельных проблем ускользало.

Сутки назад Егор еще мог отступить, сдаться, но теперь – нет. В минуту отчаяния он сумел преодолеть сдвиг времени. Используя Аллею Темпоралов, прорвался через периметр стазиса, увидел постаревших друзей.

Где и в чем наш шанс?

Он ни на миг не забывал фразы, считанной с кристалла, но ее жутковатый смысл все еще ускользал от понимания. И это заставляло его мыслить практично, жестко.

Эшор, конечно, хитрая тварь. Он все же убил мою надежду. Или, пытаясь спастись, открыл мне глаза, избавил от иллюзий, дал понять, что права на ошибку попросту нет.

Я вправе рискнуть собой. Но не пандорианцами. Даже если совместными усилиями мы найдем ошибку в расчетах, разгадаем тайну Аллеи Темпоралов, я пройду через нее один. Без иллюзий. Без надежды.

«Для остальных нужен иной вариант. Но где, где его отыскать?!» Он сел на ступеньки крыльца, закрыл лицо ладонями.

Чавкнула дверь.

– Егор?

– Ну? – Он обернулся.

– Егор, у нас гости! – Голос андроида дребезжал. Похоже, искусственный интеллект пребывал в состоянии шока.

– Кто? – Бестужев окинул взглядом пустой двор, пустынную улицу.

– Не здесь. В комнате, где росток темпорала!

– Кто?!

– Фантомы! Фантомы Родиона и Павла! Егор, у меня сбой?

– Нет! Пошли!

* * *

В помещении, смежном с хондийским нейрокомпьютером, слоистыми полосами переливались искажения. Росток темпорала – энергетическая структура высотою в метр – генерировал ауру в виде полусферы. Подле нее виднелись две полупрозрачные фигуры.

– Как вы меня нашли?!

– Егорка! Привет! – Стременков хотел шагнуть к другу, но опомнился. – Мы же в ином потоке времени! Сколько у тебя прошло?

– Да еще суток нет!

– А у нас почти год! Бросили всю интеллектуальную мощь на штурм! Твоя информация оказалась просто бесценной! И запись с кристалла, и файлы сканирования, сделанные, когда ты проходил через Аллею, и данные сеансов внепространственной связи! Ты даже не представляешь, что открылось, какие возможности! – Стременков говорил взахлеб, Родион же мрачно посматривал на Егора, давая Пашке выговориться.

– В общем, так, Егор, – он взял слово. – Данные по Аллее мы уточнили. Есть точка входа, но она расположена в тридцати метрах над поверхностью Пандоры. Там темпоралы образуют особую структуру. Если используешь машину, фаттах, к примеру, своей техники мы к тебе перебросить не можем, то с девяностопроцентной вероятностью войдешь в портал. Что на той стороне – неясно. Ответ даст только прыжок.

– С этим подождем. – Егор до рези в глазах всматривался в постаревшие лица друзей. Как хотелось снова оказаться вместе, в одном потоке времени, но приходилось сдерживать эмоции. Речь шла о судьбе всех людей. О единственной попытке спасти остатки человечества. – У меня нет гарантии, что там, за порталом, я получу помощь. – Он коротко пересказал состоявшийся разговор с эшрангом.

– Ты ему веришь? – спросил Родион.

– Эшору нет смысла врать.

– Ладно. Допустим. Тогда мы снова в тупике? А что с этим «терфулом»? Сможем его использовать?

– Нет. Не думаю. Корабль затоплен. Энергетической активности на борту нет. Управляющий модуль изъят.

– Тогда что же получается? Варианты исчерпаны?

Искусственный интеллект, напряженно прислушивающийся к разговору, внезапно спросил:

– Существует ли хоть один сдвиг времени, ведущий в прошлое?

Все обернулись.

– Ну, в принципе, его нетрудно сформировать, – подумав, ответил Стременков. – Мы поняли принцип действия Аллеи. Подобрать темпоралы нужных характеристик я смогу. Только зачем? Мы не в состоянии изменить прошлое.

– Не нужно ничего изменять. Только направить канал внепространственной связи.

– Зачем? С кем ты хочешь связаться?

– Сейчас объясню. Только сначала скажите: периметр стазиса по-прежнему неуправляем?

– Да, он живет «своей жизнью», – ответил Стременков. – Но мы работаем над установкой, способной проложить тоннель. Сигналы связи мы уже проводим. Сможем провести и материальный объект! – уверенно ответил он.

– Тогда я знаю, как эвакуировать население!

– Может, объяснишь, что ты задумал?

Андроид кивнул:

– Минуту. Я произвожу расчеты. Нужно, – он поочередно посмотрел на троих друзей, – нужно наладить связь с орбитальной станцией Н-болг. Канал должен пройти через сдвиг времени в прошлое на сто пятьдесят четыре года.

Станция Н-болг на орбите Пандоры

Вдох-выдох…

Сиплый монотонный звук.

Русанов умирал. Жизнь медленно покидала одряхлевшее тело. Он осознавал агонию, и от этого было страшно и тошно.

Ты сделал слишком высокую ставку и проиграл.

Ты был сильным, почти всемогущим, циничным, дерзким, но всегда – одиноким.

Вдох-выдох.

Никаких трубок. Никаких насосов. Торжество нанотехнологий. Но поздно. Слишком поздно.

Он сидел в глубоком кресле и смотрел на яркий шар планеты, вернее – ее сияющий фантом, оставшийся в нашем пространстве и времени.

Явление, не укладывающее в рамки доступных знаний о Вселенной, вело отчаявшийся рассудок тропой причудливых ассоциаций.

Пандора.

Мир его несбывшихся надежд.

Морщинистые пальцы Русанова впились в подлокотники.

Он основал первый в истории Земли частный колониальный проект, привел «Прометей» в эту звездную систему, чтобы потерять все. Свободу, пятьдесят лет жизни, мечту о звездах.

Он не справился. Не выдержал первого контакта с иными цивилизациями, сорвался, наделал ошибок, потерял колониальный транспорт, попал в плен к морфам, полвека провел в заточении и вот теперь, на излете непрожитой жизни получил негаданную и уже бессмысленную свободу.