соболем. Источником вдохновения для создания этого наряда, который Диана Вриланд назвала одним из самых красивых платьев в истории, послужило искусство династии Фаберже, придворных ювелиров Российского императорского дома[862].

Так за пятнадцатилетие работы в «Парамаунт» (1924–1939) Бэнтон создал особый «голливудский стиль» (который также называли Paramount look)[863] – запоминающийся, эффектный, притягательный, при этом бесконечно элегантный – вдохновленный Россией.

Роман с Россией: Дом Dior. «Одичавший» гламур

Еще одна красивая история увлечения русской культурой была представлена Домом Dior, у которого был свой собственный «роман с Россией».

Основатель Дома Кристиан Диор разработал двадцать две коллекции в статусе лидера высокой моды. Филиалы Дома открывались в Старом и Новом Свете, включая Австралию и Кубу. Карьера Диора продолжалась всего десятилетие (1947–1957), и все это время натуральный мех был неизменной составляющей его коллекций прет-а-порте и от-кутюр. Мех использовался настолько широко, что потребовалась организация самостоятельного подразделения империи Dior (Christian Dior Fourrure), специализацией которого стали изделия из натурального меха класса люкс.

Расцвет мехового отдела Dior связывают с именем его главного меховщика Фредерика Касте: в Доме Dior он работал с 1953 года; в 1968 году возглавил меховой отдел Dior и проработал в этой должности двадцать лет. Главным достижением Касте называют его управленческий талант: он реструктурировал меховой отдел, разделив потоки прет-а-порте и от-кутюр. Создание меховых коллекций от-кутюр (Haute fourrure) началось сразу же, в 1968 году; спустя пять лет появилось меховое отделение прет-а-порте. Касте также был известен как талантливый меховщик, один из тех, чье мастерство граничило с искусством. При нем в Доме Dior использовали все уже известные и неизвестные ранее способы обработки меха, включая самые инновационные[864].

Обновилась не только технология мехобработки, но и ассортимент сырья. К особо актуальным мехам, таким как норка (чья популярность росла после Второй мировой войны, выйдя на пик к началу 1960-х – 1970-м годам[865]) и соболь, добавился мех экзотических животных: леопарда, пантеры, оцелота, тигра и других больших и малых кошачьих с красивой пестрой окраской – черными пятнами или полосами на ярком рыжем или желтом фоне. Зачастую в одном изделии сочетались несколько видов меха: например, каракулевое манто подбивалось леопардовым подкладом. Так получались эпатажные и гламурные вещи, которые только подогревали и без того высокий спрос на экзотику.

Изменилась первоначальная концепция самого Кристиана Диора: «в 1947 году, после стольких лет странствий… Высокая мода пожелала вернуться в отчий дом и снова обрести свою главнейшую функцию – одевать женщин и тем самым делать их красивее. Именно это успешно выразила моя первая коллекция. Публика была счастлива увидеть западную моду без экзотики»[866]. Заметим, что кутюрье несколько слукавил, так как в первый же год существования Дома Dior его безоговорочным символом стала русская китаянка Алла Ильчун, чья экзотическая красота, как считается, спровоцировала повальную моду на «азиатскую» подводку глаз.

Мода на экзотический мех началась еще в 1920-х годах, в век растущей популярности джаза[867] (этот ранний период может быть проиллюстрирован шестью акварельными эскизами Ж. Ш. Ворта, правнука «того самого» Чарльза Ворта, выполненными в 1924–1926 годах; здесь представлены пальто, жакеты и платья с леопардовой отделкой)[868]. С 1930-х мода на экзотический мех усиливается (мы знаем зимний гарнитур из меха рыси работы Скиапарелли 1938–1939 годов: жакет с высоким воротником и шапочка оригинального кроя[869]). В трудных для моды 1940-х годах малодоступная экзотика имитировалась принтом на цигейке или даже на ткани[870]. «Золотой век» моды на «одичавший» гламур пришелся на конец 1950-х – начало 1970-х годов, а самый ее пик – на середину 1960-х годов, когда графические узоры меха экзотических кошек явно перекликались с абстракциями модного оп-арта.

Главным потребителем меховой роскоши выступали США. После завершения Великой депрессии американская экономика переживала бурное развитие, при том что потребление товаров класса люкс не прерывалось даже в годы Второй мировой войны. На фоне растущей экономики Америка испытывала явный дефицит модных и дорогих товаров; для этого периода ее истории характерно сверхпотребление дорогой и модной одежды, высокая популярность французской моды, особенно Дома Dior, который нашел в Америке обширный рынок сбыта.

Особенно показательна история развития американской сети универмагов класса люкс Neiman Marcus. Этот, как писал Кристиан Диор, «необыкновенный магазин, предлагающий самым богатым в мире покупателям самые дорогие в мире товары»[871], особенно славился своим меховым отделом, что неудивительно, ведь именно ему (как и обслуживанию в этом отделе) уделялось внимания больше, чем любому другому. Шубы и манто презентовались империей Маркус как товар суперлюкс, требующий и особого отношения, и особого маркетинга.

Работа отдела находилась под личным наблюдением самого Неймана Маркуса – создателя и владельца сети, «знающего о мехах больше, чем кто-либо на Юго-Западе»[872]. Его наследник и преемник Стэнли Маркус, президент компании с 1950 года, продолжал следовать выработанному подходу, тем более что, по его признанию, самым увлекательным из всех рынков, где ему доводилось работать, был рынок мехов. Это побуждало отслеживать его новинки и тенденции развития. «В 1943 году, ободренный ростом деловой активности и спросом на меха, – рассказывал С. Маркус, – я посетил одного из наших ведущих поставщиков мехов, склады которого были настолько переполнены, что он предложил мне выкупить все его запасы на общую сумму в 225 тысяч долларов – со скидкой в 33,3 процента. Коллекция была превосходного качества и впечатляла разнообразием стиля и типа мехов. Я представил себе огромный успех акции – распродажи этих мехов по специальным ценам – и сделал ему встречное предложение на скидку в пятьдесят процентов. Мы спорили около двух часов… Итак, мы предложили нашим клиентам роскошные шубы из норки, соболя, куницы, лисицы, каракульчи и ильки со скидкой в пятьдесят процентов от обычной цены и за два дня полностью окупили наши вложения. Через неделю было продано девяносто процентов приобретенной коллекции»[873].

Поклонники империи Neiman Marcus прилетали целыми семьями (сказанное касается прежде всего техасских нефтепромышленников), чтобы купить восемь или десять шуб для себя или для своей семьи[874]. Цены на шубы стартовали от 115 долларов, средняя цена на качественную шубу держалась в рамках 3–7 тысяч долларов; благодаря продуманным стратегиям сбыта были продажи – единичные, но стабильные – особо роскошных шуб по 50 тысяч долларов и более[875]. Роскошный мех стал неотъемлемой частью актуальной моды как женской, так и мужской, для всех возрастов.

«Для него» и «для нее». Леопард первого сорта

Ведущим меховщиком Соединенных Штатов, чьи товары делали честь империи Neiman Marcus, был Бен Кан. Русский эмигрант, он приехал в США в двадцатилетнем возрасте (1907) и специализировался на мехе леопарда, а затем и на другой экзотике[876]. Его изделия предназначались для сверхбогачей: не только светских львиц и актрис, но также и для актеров, спортсменов и других селебрити-мужчин. В середине столетия он владел одним из самых востребованных меховых лейблов страны Ben Kahn Furs, развивая мужскую меховую моду, в том числе и личным примером – позируя для модных фотографов в собственном пальто из ягуара[877]. Мех ягуара всегда был одним из самых редких и дорогих. На пике моды на экзотику его ценность возросла многократно, и такую вещь могли себе позволить лишь немногие, обладающие не только финансовыми возможностями, но и особым социальным статусом. Упомянем только, что в каталоге Neiman Marcus в разделе «Для нее и для него» «для него» рекламировался спортивный автомобиль Jaguar Roadster, а «для нее» – шуба из ягуара[878]. Мех экзотических кошек довольно широко использовался в моде «для него»: одним из ярких примеров мужского «одичавшего» гламура может служить известный жилет из меха тигра работы Бена Кана (1964)[879].

Окончательным признанием тотальной моды на «одичавший» гламур для обоих полов стал выпуск спецсерии портативных радиоприемников Roberts Model R500 (1964)[880]. Приемник был спроектирован и выпущен поставщиком британской королевской семьи для радиошоу