Кстати, звали старшего скомороха Балуй. Унылый брат его Небалуй в черно-белом костюме с помпонами оказался на редкость нескладным мужиком. Ему даже бубенцы с рукавов спороли, потому что он вечно все делал невпопад. Одно дело — тихо плясать не в такт, другое — не в такт звенеть бубенцами при честном народе.

«До чего ж эти две первые буквицы в начале имени на характер и судьбу влияют,» — первый раз подумалось Нежданке.

Она даже предположить не могла поначалу, что Балуй и Небалуй — родные братья. Балуй — крепкий, уверенный в себе мужик, росточку невысокого, лицом неказист, а дерзости в нем и смелости лихой, — что в молодом быке напору. За все берется — хоть с бубном плясать, хоть петухом кричать, хоть на руках по площади ходить. Да, все у него ладится. Раскаленные головешки без рукавиц перекидывает, по восемь штук за раз могет в полет по кругу пустить, — да, кто ж этакое повторит? Так уж и получилось, что Балуй — для всех баб герой, везде, ему на шею от радости кидаются.

А Небалуй вроде и помоложе, постройнее будет, и лицом пригож, а все не так у него — по ярмарке идет, да на ровном месте спотыкается, слова в частушках путает да забывает, от медведя кругалями бегает — боится, а уж пляшет как нескладно, даже смотреть неловко.

Может, мамка его тоже, как ее, Нежданку, не любила? Или, как Сорока, ничего делать не дозволяла? «Гребешок не трогай, в чугунок не заглядывай, к кобыле не подходи»… Ему, поди, «Не балуй!» — с утра до вечера кричали.

«Надо будет выяснить, почему Балуй и Небалуй таки разные в одной семье уродились,» — поставила Нежданка себе зарубку на памяти.

Вздохнула.

«Вот, кабы меня мамка Жданкой назвала, какая б я сейчас стала?» — задала она себе такой сложный вопрос. И ответа опять спросить не у кого.

От скоморошьего бега по тракту барабан подскакивал на колдобинах и бил снизу в челюсть. Пришлось подбородок еще повыше задирать, по сравнению с тем, как привыкла уж.

— Так вот, представь, что тебя за те веревки от локотков и коленок попеременно вверх дергают, — продолжал Балуй обучение, — так и получится складно плясать.

В синем костюме с серебряными бубенцами да с красно-синим барабаном на плече Неждана впервые ступила в Княжий Град.

Когда проходили через главные ворота, стражники велели скоморохам снять маски, осмотрели котомки в поисках свистулек. Про дудуки распоряжений Прозор не давал — можно али нельзя вносить их за крепостную стену. Никто об том пока не знал. Решили изъять все погудки до выяснения.

Нежданка еще повыше подтянула барабан, чтобы за ним укрыться. Барабан загородил подбородок и нос, а на глаза она челку уронила. Колпак с бубенцами прикрывал неровно выхваченные овечьими ножницами волосья.

Факельщика, что дежурил на главных воротах, Неждана сразу признала — был он в Поспелке в ту страшную ночь, вместе со всем орал во дворе. Пламя тогда хорошо это рыло подсвечивало. И хотя у него сейчас припухли обе губы, фонарь под глазом синевой отливал, да нос разбит, все ж таки это был тот самый парень.

Увидели стражники, что скоморохи с медведем в город прутся, да побыстрее их и пропустили, не стали вглядываться и задерживать. Не ровен час, ослабит Жердяй чуть цепь свою, и медведь его куды хошь лапами когтистыми дотянется. А медведей теперь боялись пуще прежнего.

— Все ж таки где-то я ее видел… — задумчиво поделился со стражниками Хвощ.

— Кого? — загоготали те. — Медведицу?

О том, как бесславно Хвощ бросил свой факел и бежал, пытаясь затеряться в толпе, — ту историю все друг другу разов по десять пересказали, кажный что-нить от себя присочинил. В последнем, десятом варианте она звучала, что песня.

Хвощ побагровел и не стал боле с этими дураками беседы серьезные вести.

— Свищ, — окликнул его начальник стражи. — Среди скоморохов девок не бывает — эти паяцы спят вповалку вместе на постоялых дворах, вместе в баню ходят, костюмами меняются. Да, и какая девка позволит косы обстричь?

— Хвощ я, — буркнул факельщик и пошел следующему крестьянину у ворот в рожу светить.

Глава 24. Тетенька-королевишна, или Трактир "У Сивой кобылы"

Нежданка первый раз видела Княжий Град. Все казалось таким ярким, нарядным, шумным. А уж терем княжеский до чего хорош… Правда, резного крыльца, как у деда Василя, все одно — не сыскать. Да, всего остального тут было с лихвой да еще пол-ложечки.

А уж платья какие у девок богатых… Соромно смотреть даже — хруди навыкат, что яблоки на подносе лежат. Больше, чем по пол-яблока с каждой стороны видать. Так-то все остальное красиво, дорого, богато — шелка и бархаты, шитье золотое да оторочка меховая. Яхонты да смарагды блещут-переливаются. Кокошников не носят, волосья крутят в прически высокие. Нету на них Досады с овечьими ножницами.

Зима вроде, холодно, девка плащом бархатным снег метет, а грудь все одно — на показ выставлена. Простудится ж, дура божевольная.

Нежданка невольно крутила головой во все стороны. Вот оно, значит, где Ванька полгода прослужил. Ужо он тут насмотрелся красивого…

— Княжна Морица чудит, — загоготал Жердяй, что вел медведя.

Медведя обидно Гуляшом звали, — мол, гуляет постоянно на свежем воздухе. А то, что — на цепи ведут, так то — не учитывалось.

— Князь старшу дочку отсылал иноземной грамоте учиться за моря, — решил все понятно объяснить Балуй.

Не одна Нежданка горазда была шею от любопытства вывернуть. Свиря да Пересмяк тоже первый раз в Град попали.

— Так она верталась из-за морей и ну, давай, порядки новые устанавливать, продолжил огневой. — И на все вопросы родительские у ней один ответ — «так принято в Цвелизованных краях».

— А энто где? — уточнил Небалуй.

— Сразу за нашими заставами по границе начинается — откликнулся Урюпа. — Мне так на ярмарке мужик один сказывал, что ездил соболей торговать. Цветет там все да процветает, потому