Темно почти как ночью.

Малин успела вбежать в комнату Туве, сесть на край ее кровати и сказать, обращаясь к ее спине за письменным столом:

– Там что-то случилось. Мне срочно нужно на работу.

Не оборачиваясь, даже не поднимая глаз от учебника математики, Туве ответила:

– Поезжай. У меня тут есть чем заняться. Ты же знаешь, я прекрасно справлюсь сама.

– Точно?

– Поезжай.

Малин почувствовала, что Туве почти желает отделаться от нее, однако осознала, что это чувство – скорее рационализация, чтобы в очередной раз бросить дочь, в очередной раз отдать предпочтение работе. Малин было стыдно, когда она выходила из квартиры, но сейчас она стоит с Заком и Свеном Шёманом перед входом в полицейское управление и слышит слова Свена:

– Позвонила его мать. Из Грэнны. Она уверена, что видела на видеозаписи своего сына.

– Почему она позвонила нам? – спрашивает Зак; вид у него усталый, словно он уже успел заснуть к тому моменту, когда Свен позвонил ему.

– Похоже, она не особенно задумывалась над этим или просто не успела записать номер СЭПО.

– Так кто же он?

Малин чувствует, с каким нетерпением она это произносит, буквально выплевывая из себя слоги.

– Его зовут, если все верно, Юнатан Людвигссон. По словам матери, они не общались в последние лет пять-шесть, поскольку он, по ее мнению, стал придерживаться слишком крайних взглядов – во всем, от еды до экономики и окружающей среды. Особенно в том, что касается общества и экономики. Судя по всему, его папашу выгнали с завода, когда там возникли проблемы, – после того, как управляющая компания перезаложила предприятие.

– Веган, – говорит Зак, и в его голосе слышится легкий оттенок отвращения. – С экономической фрустрацией.

Свен кивает.

– А где он сейчас? Ей это известно?

– Она думает, что он живет в Умео.

Морщины вокруг глаз Свена кажутся глубже, он выдыхает, его живот еще больше оттопыривается, и Малин понимает, что он что-то скрывает.

Ведь этот Людвигссон должен быть прописан в Линчёпинге.

– Валяй, рассказывай! – говорит она.

– Мы пробили его по базе, – говорит Свен. – И знаете что? Раньше он проживал в Умео, но полгода назад перебрался в Линчёпинг.

– И что?

– Что дальше? – говорит Зак.

– Он прописан у некой Софии Карлссон. А нам известно, кто она такая.

– Ах ты, черт! – восклицает Малин.

– Проклятье! – бормочет Зак.

– Поехали туда, пока СЭПО не влезло туда всеми копытами.

– Если они уже не там, – говорит Свен.

– Ударим в большой барабан? – спрашивает Зак.

– Вызовем подкрепление, – говорит Свен. – Но войдем тихо и спокойно, как вы думаете?

– Да хорошо бы, но слишком много народу, все может пойти к черту, – говорит Зак.

– Бум-бум, – шепчет Малин себе под нос.

* * *

В подъезде в Рюде по-прежнему воняет мочой.

На этот раз сильнее, чем в прошлый.

И еще пролитым вином.

Малин ощущает тягу к спиртному, пытается отогнать ее, но внутри ее звонит непрерывный зуммер.

Свен Шёман, Зак и Малин надели бронежилеты. Под белым пиджаком у Малин торчит кобура, Малин держит ее приоткрытой, готовясь в любой момент вытащить пистолет, если это понадобится.

Два подразделения рядом с квартирой – десять полицейских в защитном обмундировании, расставленных вокруг дома и чуть поодаль, среди весеннего вечера, который, кажется, сам еще не решил, теплый он или холодный.

Малин тяжело дышит; она слышит легкие шаги Зака у себя за спиной, тяжелое пыхтение Свена и надеется, что его сердце выдержит, что он не упадет на холодный камень.

СЭПО не видно.

Может быть, им даже никто не позвонил.

Авось они сладко посапывают в своих удобных номерах в Центральном отеле.

Свиньи.

И что же, Юнатан Людвигссон там, в квартире, за этой дверью, которая уже во второй раз за последние два дня возвышается перед Малин? В тот раз ей удалось сохранить маску, этой Софии Карлссон, но Малин помнит, что она сказала – типа того, что банки надо спалить, и тогда жертвы неизбежны.

Неужели эта молодежь – потому что в ее глазах они еще очень молоды – хладнокровные террористы? Своего рода новая шведская лига в духе «Фракции Красной Армии»? Тогда как мог Юнатан Людвигссон оказаться таким простофилей, что не подумал о камере наблюдения на автобусном терминале? Хотя он, конечно, надеялся, что им не удастся найти компьютер, с которого отправлялось сообщение…

Фронт экономической свободы.

А вдруг в квартире заложены бомбы? Может быть, им стоит быть осторожнее? Вызвать саперов? В окнах квартиры виднелся свет от экрана телевизора – возможно, там сейчас паника, если Юнатан Людвигссон увидел самого себя в новостях.

Они переводят дух, приводя в порядок дыхание. На двери нет глазка. Свен и Зак достают пистолеты, становятся за спиной у Малин. Она звонит в звонок, и звук в глубине квартиры превращается в медленно тлеющий бикфордов шнур, и вот она слышит шаги, приближающиеся к двери, – медлительные, усталые и одинокие.

Дверь приоткрывается.

Кольцо в носу.

Дреды.

Усталость в глазах, взгляд затуманен, и Малин ощущает запах марихуаны, острый и отчетливый.

– Опять ты? – спрашивает София Карлссон. – Что ты здесь делаешь?

– Ты прекрасно это знаешь.

– Что?

«Вид у нее откровенно удивленный», – думает Малин, отодвигает Софию Карлссон и входит в пропахшую марихуаной квартиру.

«Похоже, ей даже наплевать на наш приход, хотя она только что выкурила приличную дозу прямо в квартире».

Свен и Зак проскальзывают мимо Софии Карлссон с пистолетами в руках – та, похоже, даже не замечает их, – и вскоре Малин слышит, как они кричат:

– Проверка окончена!

– Закончил!

– Квартира осмотрена!

– Спокойствие, только спокойствие, – произносит София Карлссон.

* * *

София Карлссон сидит на своей кровати, на покрывале в цветах растафари, изо всех сил пытаясь держать глаза открытыми и воспринимать то, что они рассказывают ей о Юнатане Людвигссоне, проживающем у нее. Очевидно, что она не смотрела сюжет в новостях.

Они вываливают на нее все сразу, и она преувеличенно морщит лоб. «Однако она настолько под кайфом, что врать просто не в состоянии», – думает Малин.

– Так Юнатан имеет какое-то отношение к бомбе? Могу себе представить, что это так, но мне об этом ни хрена не известно, клянусь, однако хорошо сработано. Юнатан крут.