— Точно. Лариса Гусарова.

— А откуда ты знаешь?

— Мне попал в руки фотоальбом, где изображены всестадии превращения Ларисы в двойника этой женщины.

— А зачем тогда ты послала меня в «Барс»?

— Чтобы получить подтверждение тому, что это былдействительно официальный заказ и чтобы уточнить время событий.

— Ясно. Но ведь после этого Лариса погибла…

— Какая, к черту, Лариса? — с досадой воскликнулаНадежда. — Ты же видела фотографию падающей женщины. Погибла вовсе неЛариса. Если Гусарова могла играть роль той, второй женщины, то почему таженщина не могла сыграть роль Гусаровой? Один-единственный раз и не по своейволе?

— С ума сойти! — Нина смотрела на Надежду всовершенном восторге. — Тогда, значит, Гусарова еще жива?

— Очень может быть.

— Надежда, ты даешь! Такую сенсацию раскопала!

— Без тебя бы я ни за что не справилась, — честноответила Надежда.

— И что теперь со всем этим делать?

Когда можно будет раскрыть тайну?

— Нина, пойми, от этого зависят жизни многих людей, инаши с тобой в том числе.

— Только бы муж не узнал, а то он за меня испугается!Выходит, Лариса Гусарова — самая настоящая злодейка?

— Выходит, так. Но настоящих доказательств у меня нет.

Чернобородый человек смотрел на Аслана сверкающими глазами.

— О чем ты говоришь, Тенгиз? — горячилсяАслан. — Я своими глазами ее труп на асфальте видел, сердцем пророкаклянусь!

— Ты лицо ее видел?

— Тенгиз, лицо разбито было, ты же помнишь, я тебефотографию привез. Но фигура, волосы — все ее, точно тебе говорю, это она была.

— Значит, лицо было разбито…

— Конечно! С десятого этажа прыгнула…

— С шестого.

— Это все равно…

— Это не все равно.

— Тенгиз, пять лет прошло! Что ты вспомнил это староедело!

— Для тебя это, может, и старое дело, а я братапотерял. Мне кажется, что это только вчера было. Это мой брат. И я за него неотомстил. Я тебе поручил дело, а месть нельзя другому поручать. Это все равно,что любовь поручить.

— Тенгиз, что изменилось? Ты пять лет об этом неговорил…

— Да, Аслан. Что-то изменилось. Кое-что я узнал. Думаю,та женщина не умерла пять лет назад.

— Но я же видел…

— «Я видел, я видел!» Что ты заладил, как попугай!Значит, плохо смотрел! Я ведь говорил, что буду тебя проверять. Сначала тывыжил, когда Рустам со всеми погиб. Это странно. Потом ты сумел из Питераулететь, хотя тебя, как ты уверяешь, круто пасли. Это странно. Потом я сноватебя туда заслал, и, когда ты уже нашел ту женщину, которая убила Рустама, онавыпрыгнула в окно.

Именно перед твоим приходом. Как по заказу. И это тожестранно. И когда ты решил пощупать как следует ее мужа, оказалось, что он отгоря слег с инфарктом в больницу.

— Не мог я в больницу пройти, реанимация там! А потомон умер…

— А вот это уж очень странно, что он так вовремя умерот инфаркта. Я не люблю, когда много странного. Я начинаю подозревать.

А когда я подозреваю, я плохо сплю. А когда плохо спишь, чтонужно?

— Снотворное, — неохотно ответил Аслан.

Голос его стал хриплым, как будто горло неожиданнопересохло.

— Верно, Аслан, снотворное.

Чернобородый хлопнул в ладоши и сказал вошедшему боевику:

— Ара, налей Аслану стакан коньяку. Со снотворным.Аслан выпьет снотворное, а я стану лучше спать.

Чернобородый повернулся к Аслану и повторил:

— Слышишь, Аслан? Ты выпьешь снотворное, а я буду лучшеспать. Хорошая шутка?

— Плохая шутка, Тенгиз. Я не виноват в смерти твоегобрата.

Чернобородый вскочил и схватил Аслана за воротник рубашки.Наклонившись к его лицу, он тихо и грозно проговорил:

— Ты не виноват в смерти моего брата? Да если бы язнал, что ты в ней виноват, я разорвал бы тебя на мелкие куски!

Я скормил бы тебя крысам живьем! Я смолол бы тебя в фарш! Атеперь ты отделаешься дешево. Ты выпьешь стакан коньяку — стакан хорошегоконьяку, и ты выпьешь его стоя, как мужчина! Ты выпьешь его за моего братаРустама, который тебе верил! Дурак он был. Верить нельзя никому. Ара!

Ара вошел, неся на маленьком подносе стакан с янтарнымнапитком.

Аслан действовал не думая: им руководил самый мощный изинстинктов — инстинкт самосохранения. Он ударил снизу по подносу, так чтоконьяк выплеснулся Аре в лицо, ослепив боевика. В то же мгновение, опрокинув наТенгиза стол, Аслан метнулся к окну. Он сделал все, что мог, не учел он толькотого, что Ара, тренированный, как служебный пес, даже ослепленный, не утратилсамообладания и, мгновенно выхватив револьвер, трижды выстрелил на звук.

Все три пули настигли беглеца. Колени Аслана подогнулись, онрухнул на ковер, хватая ртом воздух, пытаясь наполнить им простреленные легкие…Темная кровь хлынула изо рта, заливая дорогой ковер, глаза Аслана остекленели иподернулись смертной пеленой…

Тенгиз выкарабкался из-под обломков стола и похвалил своегосторожевого пса:

— Молодец, Ара, хорошо стрелял, хоть ты и немусульманин, но настоящий мужчина. Мне жаль будет тебя потерять.

— Почему потерять? — переспросил Ара, кажется,впервые в жизни выказав растерянность.

Впрочем, он быстро понял страшный смысл последней фразыбосса: жжение в глазах, куда попал коньяк, не проходило, а все усиливалось.Губы странно онемели, дыхание стало затрудненным и свистящим.

Воздуха не хватало. Ара схватился за грудь, зашатался… Онокинул комнату невидящим взором и с трудом заговорил, преодолевая одышку:

— Помоги… Помоги мне, Тенгиз…

Тенгиз с сожалением посмотрел на боевика и покачал головой:

— Ничего не поделаешь, Ара… Это хорошее снотворное,надежное. Ничего не поделаешь. Я же говорил: мне жаль будет тебя потерять.., тыверно служил мне, я позабочусь о твоей матери, Ара, не беспокойся.

Ара последний раз хрипло вскрикнул и упал на пол, каксрезанный пшеничный колос.

— Хорошее снотворное, Тенгиз, — раздался в комнатетихий спокойный голос. — Дай мне немного для одного друга.

Тенгиз, как ужаленный, повернулся на голос, выхватив изкобуры пистолет.

— Убери пушку. Если бы я хотел тебя убить, ты бы ужедавно был мертв.