Вдобавок ко всему, ее едва не разоблачили. Очевидно, она зачем-то понадобилась матери, и одна из служанок, подруга Ханны, сказала герцогине, что ее младшая дочь отдыхает в своей комнате. К счастью, служанка лгала весьма убедительно, иначе герцогиня непременно обнаружила бы, что дочь улизнула из дома без ее ведома. Как бы то ни было, мать заявилась в спальню почти сразу же после возвращения дочери и заявила, что хочет с ней поговорить. У Алекс едва хватило времени на то, чтобы быстренько раздеться с помощью Ханны, накинуть сорочку и забраться под одеяло.

– Александра!.. – позвала мать таким громким шепотом, что непременно разбудила бы дочь, если бы та и в самом деле спала.

Девушка медленно повернулась на бок, протерла якобы заспанные глаза и, часто моргая, посмотрела на мать (Томас гордился бы актерскими способностями сестры).

– Мама, это ты? – пробормотала она, зевая.

– Да. Я должна с тобой поговорить.

– О чем? – Александра села на постели и подложила под спину подушку.

Герцогиня опустилась на край кровати.

– Я пришла поговорить с тобой о том, что ты сказала прошлый раз про лорда Оуэна.

У Алекс перехватило дыхание. Конечно, она ждала этого разговора, – но почему мать завела его только сейчас, а не раньше.

– Да, мама, слушаю…

– Дорогая, я уверена, что ты, как и все мы, надеешься на счастливую помолвку своей старшей сестры.

Ну вот… Опять разговор о том, что Лавиния непременно должна выйти замуж первой.

– Мне бы очень хотелось, чтобы Лавиния нашла свою любовь, мама, – сказала Александра – и не солгала.

– Вот и хорошо, дорогая. В общем… Твой отец убежден, что лучшей пары для Лавинии, чем лорд Оуэн Монро, не найти.

– Но мама, ты же знаешь, как к этому относится Лавиния. Она не желает видеть его своим мужем.

– Не могу сказать, что мне очень понравился твой отец, когда я увидела его в первый раз. Несмотря на то что он должен был унаследовать титул герцога, он показался мне слишком уж властным. И таким остался, если уж говорить начистоту.

Алекс вздохнула и помассировала виски. Мать пришла очень не вовремя.

– Мама, но у Лавинии вполне определенное мнение на сей счет.

– Как и у твоего отца, между прочим. А он решил, что Лавиния должна стать женой лорда Оуэна. Надеюсь, ты не будешь обсуждать это со своей сестрой, но могу тебе сообщить, что мы уже начали составлять брачный контракт.

– Лавинии это не понравится…

– Я надеюсь, она смягчится. Со временем. – Мать похлопала Александру по руке.

– А что думаешь ты, мама? Ты действительно считаешь, что Лавиния и лорд Оуэн подходят друг другу?

– О, моя дорогая, совместимость не имеет никакого отношения к браку. Конечно, твой отец хочет, чтобы Лавиния влюбилась в лорда Оуэна, но я сказала ему, чтобы он на это не рассчитывал.

Алекс судорожно вцепилась в простыни.

– Стало быть, ты пришла сказать, что я не должна проводить с ним время?

На сей раз мать потрепала дочь по ноге.

– Так будет лучше для твоей сестры, Александра. А раз хорошо ей – то спокойно всем нам. Я знаю, с ней бывает очень непросто.

– Мягко говоря… – пробурчала Алекс.

И тут герцогиня вдруг вздохнула и тихо сказала:

– Я испортила ее, Александра. Я знаю это. Поверь, не проходит и дня, чтобы я не корила себя за ее поведение. Но в любом случае… контракт подписан, и лорд Оуэн Монро станет мужем Лавинии.

– Даже если он действительно мне нравится, а Лавинии – отвратителен?

И вновь мягкое похлопывание.

– Мне жаль, Александра. Но я надеюсь, однажды ты все поймешь. – С этими словами герцогиня поднялась с кровати и направилась к двери.

Через несколько секунд дверь за ней закрылась. А Алекс тяжко вздохнула. У них в доме давно уже было принято, что все члены семьи поступали так, как будет лучше для Лавинии.

Тихонько всхлипнув, Алекс выдернула из-под спины подушку и швырнула ее через всю комнату.

Вот уже два часа Оуэн покорно терпел колкости леди Лавинии. И он очень старался – даже попытался вызвать ее на обсуждение публикаций Мэри Уолстоункрафт. Но Лавиния весьма недвусмысленно дала понять, что совершенно не интересуется правами женщин и не желает поддерживать беседу на эту тему.

– Подобную чушь очень любит Александра, – с усмешкой заметила она.

Оуэн надеялся увидеть сегодня Алекс, но та, судя по всему, специально сослалась на мигрень, чтобы остаться у себя в спальне. Что ж, он не осуждал ее за это. На ее месте он тоже не захотел бы мучиться на таком званом обеде. В следующий раз ему, пожалуй, также следует сослаться на головную боль. И ему снова и снова вспоминались слова Алекс: «У вас тоже есть такая возможность. Только вы предпочитаете не думать об этом». Проклятье! Эти слова постоянно преследовали его и не давали покоя!..

А тем временем герцог и герцогиня предпринимали робкие попытки уговорить Лавинию проявить к лорду Оуэну хоть каплю благосклонности. Увы, тщетно. Немного скрашивало обед лишь вино, и он пил бокал за бокалом. В конце концов Оуэн решил, что на этот раз не позволит отцу сломить его.

– Итак, Монро!.. – прогремел над столом зычный голос герцога. – Скажите, как вы относитесь к биллю, касающемуся платных дорог?

Оуэн ненадолго задумался. Если бы этот вопрос задал его отец, он ответил бы, что ему нет никакого дела до этого самого билля. Но он бы солгал. Оуэн только делал вид, будто ему все равно – на самом же деле не раз думал об этом. С того дня, как он повстречал на дороге фермера с больной дочкой, Оуэн очень много читал о платных дорогах и соответствующих законах и теперь был убежден, что этот билль никак нельзя принимать – ведь он призывал поднять плату за въезд в город. Именно поэтому несчастный фермер не мог отвезти свою больную дочку к доктору.

Оуэна постоянно преследовали воспоминания о той девочке. Более того, после встречи с Александрой в трущобах он ездил в квартал близ Сен-Пола в поисках доктора, возможно, лечившего дочку фермера. Девочку он тогда не нашел, но решил отыскать ее во что бы то ни стало. А пока ему оставалось лишь надеяться, что соверен, который он дал ее отцу, помог справиться с болезнью.

Да, Оуэн изучил все аргументы за и против нового билля и узнал примерную сумму, которую принц-регент рассчитывал выручить за счет повышения въездной платы. И теперь у него сложилось твердое мнение об этом законе. Оуэну становилось не по себе при мысли о том, что еще многие больные дети не получат помощи лишь потому, что принц хотел набить себе карманы. Он уже открыл было рот, чтобы высказать все это герцогу, – но так и не заговорил, господи, да что с ним такое? Он же не член парламента, а никчемный бездельник. Да-да, гуляка и распутник, способный лишь пить да играть. Разве отец не повторял это с завидной регулярностью? «Оуэн, не подведи меня, – сказал он недавно. – Хотя бы на этот раз». Судя по всему, отец считал его способным лишь на то, чтобы очаровывать женщин. Но сейчас у него не получалось даже это.