Правда в том, что я считаю бег спасителем, который объединяет нашу семью. Бег не только дает мне возможность выпустить неиссякаемую энергию, это общая цель, которая сплачивает нас. Дети любят ездить со мной на мероприятия, помогать готовиться или быть членами экипажа поддержки. Они разделяют мои победы и провалы – мы радуемся и огорчаемся вместе. Они не понаслышке знают, как надо страдать и на какие жертвы идти, чтобы добиться успеха. «Мечты сбываются, – сказал им я, – особенно если много тренироваться».

Мои родители полностью вовлечены в процесс, они очень редко пропускают крупные пробеги с моим участием. Мы стали ближе друг другу как семья, но при этом каждый из нас развился как личность. Как выяснилось, бег на длинные дистанции – мощное тонизирующее средство для души… и не только для моей. У нас появилось много новых общих воспоминаний, которые помогли нам пережить боль утраты. Ничто не сможет заменить мне сестру, но она могла бы гордиться тем, какой дружной стала наша семья, мы вновь возродили пламя нашего очага, и оно продолжает гореть. И горит все сильнее.

Мой брат Крейг до сих пор считает, что мое увлечение бегом находится за гранью здравого смысла, но по крайней мере теперь это для нас повод посмеяться. Что мы частенько и делаем.

У меня никогда не было намерения перестать бегать. После того как я одолел ультрамарафон Бэдуотер, я продолжал стремиться к новым пределам выносливости. «Что же дальше?» – задал я себе вопрос. Должно появиться что-то, к чему я с энтузиазмом приступил бы после Бэдуотера: что-то более великое, более загадочное и наводящее ужас. Но что? Что может быть сложнее самого сложного пробега в мире? Мне хотелось заниматься чем-то таким, что потребовало бы от меня еще больше усилий, чем раньше.

Зачем? Просто чтобы не остыть.

Округ Марин, Калифорния

Утро 30 сентября 2000 года

Минуло семь часов с тех пор, как я в долине Напа покинул нашу плавбазу. Моя семья спала, обосновавшись на ночь в автодоме, а я продолжал бежать. Мне понадобились время и творческий подход, чтобы найти что-то большее, чем Бэдуотер, это по-настоящему непростая задача, но в конце концов я решил ее для себя.

Название гонки намекает на ее суть: «Эстафета» – это многоэтапная гонка. Это пробег почти на двести миль (если быть точным, на сто девяносто девять; это почти триста двадцать два километра) от Калистоги до пляжа в Санта-Крус. В поисках экстрима именно ее я и присмотрел в качестве отправной точки. Маршрут делился на тридцать шесть звеньев, примерно по восемь километров каждый. Каждый член команды из двенадцати человек отвечал за три таких звена в разных частях маршрута, а остальных участников везли на машине экипажа поддержки дальше, к следующему участку, где им передавали эстафету.

Иными словами, это была эстафетная гонка.

Правда, я решил пробежать ее немного иначе – все триста двадцать два километра в моей команде был только один человек.

Когда я впервые связался с основателем «Эстафеты» Джеффом Шапиро, он, вероятно, решил, что я свихнулся: я сказал, что не могу найти одиннадцать друзей, чтобы они тоже участвовали, поэтому я пробегу гонку один. Я начал настаивать на своем, даже когда он предложил помочь найти еще одиннадцать спортсменов. Наверняка он подумал, что я разыгрываю его. «Ну-у-у… конечно», – сказал он.

Я воспринял это как официальное разрешение, отправил анкету, и вот, пожалуйста, я бегу «Эстафету» один и в каком-то смысле даже лидирую. График стартов был скользящим и строился исходя из расчетной скорости команды, чтобы все участники финишировали примерно в одно и то же время. Поскольку я, безусловно, был самой медленной «командой», для меня время старта было назначено на день раньше, чем у остальных. Я выбежал из Калистоги в 17:00 в пятницу после работы, остальные команды не начнут гонку до субботнего утра.

Я вытащил из кармана фотографию маленькой девочки по имени Элизабет Вуд и еще раз посмотрел на нее. Края постепенно обтрепались, но изображение до сих пор меня очень трогало. Очевидно, фото было сделано в больнице, но девочку, несмотря на критическое состояние, наполняла жизнь. Она совсем не выглядела готовой уйти из этого мира, и я был настроен сделать все возможное, чтобы удержать ее здесь. Для сохранности я убрал фотографию обратно в карман рюкзака и продолжил бег.

После того как тот парень из пиццерии, интересующийся экзистенциальными проблемами (который спросил меня, зачем я делаю то, что делаю), доставил прямо на обочину дороги божественную пиццу, чизкейк и кофе, я моментально воспрял духом. У меня прибавилось сил, и дальше я побежал в приличном темпе. Сначала маршрут шел через небольшой город Петалуму, а после него начал петлять на запад к пастбищам округа Марин. Я продолжал бежать по дороге, находящейся довольно сильно в стороне от наезженного пути.

Маршрут «Эстафеты» проходил не по самой короткой магистрали в Санта-Крус, а по проселочным дорожкам с не очень интенсивным движением, что не только безопаснее, но и красивее. Было три часа утра, холмы в свете полной луны отливали серебристым глянцем. И хотя у меня были с собой диодный налобный фонарик и галогеновая мигалка, при такой яркой луне они были совершенно не нужны.

Доктор Шапиро специально планировал пробег на полнолуние, так было безопаснее. На рассвете примерно двести команд по двенадцать человек в каждой стартуют в Калистоге и побегут вслед за мной. Они будут бежать всю ночь и днем в воскресенье, преодолев трехсотдвадцатикилометровый барьер, доберутся до пляжа в Санта-Крус. Мне же нужно было бежать две ночи подряд, чтобы быть там примерно в то же время… если все пойдет по плану, что сейчас казалось мне иллюзией.

Тишину нарушило жужжание телефона.

– Карно! – закричал в трубку мой друг Скотти. На заднем плане горланили и другие. – Карно, ты где?

– Только что пробежал Петалуму. А ты где?

– Да так, выбрался в город, и ты можешь сделать то же самое в этот пятничный вечер.

Я слышал, как за ним кто-то крикнул: «Еще по одной!»

– Мы по-прежнему встречаемся утром? – спросил я.

– Ну да, – ответил Скотти. – Меня же тоже ждет физнагрузка.

– Не забудь, миля – доллар.

– Ну да, да, не выключай телефон, я тебе позвоню.

Я слышал за ним ободряющие возгласы:

– Давай, Карно! Давай!

Этот звонок зарядил меня энергией еще на восемь-десять километров, а потом бег снова стал даваться с трудом. С того момента, как я начал пробег в Калистоге, прошло уже десять часов, и двигаться становилось все труднее. Люди думают, что я сумасшедший, раз подвергаю себя таким пыткам, но я бы с этим поспорил. Мне кажется, что мы иногда путаем понятия комфорта и счастья. Сейчас я склонен считать, что как раз все наоборот. Об этом хорошо сказал Достоевский: «Страдание – да ведь это единственная причина сознания»[57]. Физическая боль обладает какой-то магией, сознание лучше всего работает в тот момент, когда больно. Спросите любого бегуна.